Перед переходом границы в последний раз Господь привел служить Божественную Литургию в Ново-Киевском селе, и здесь уже почувствовалось, что наступает какой-то решительный момент; все испытывали особенно тревожное душевное состояние. […] Что ожидало всех и каждого в чужой земле, было полнейшей неизвестностью; все предположения и планы рушились сами собою […] А жизнь нисколько не считалась с положением людей и шла своей чередой. Люди рождались, умирали и, как ни странно, даже женились.
[…] При таком положении не оставался без внимания православный пастырь. К нему обращались со своими нуждами духовными и с одним настойчивым вопросом: будет ли православное богослужение в языческой стране и когда. Пришлось пойти навстречу этому желанию и запросам массы с нарушением, быть может, того обычного порядка благочиния и дисциплины, в каких издавна воспитывались» [13].
Дело в том, что в ожидании епископского разрешения на право совершения богослужений в чужой Харбинской епархии, о. Леонид, действуя в интересах паствы и духовенства, принял решение самостоятельно, возложив его на свою иерейскую совесть. В результате, для беженцев были организованы богослужения в китайских городах Хуньчуне (здесь их лично совершал о. Леонид), Янцигане, Гирине и корейском городе Гензане. Повсюду для этого были оборудованы достойные помещения. Насколько это было своевременно и душеполезно, становится очевидным из страшной «статистики», приведенной в вышеуказанном Рапорте о. Леонида: за два с небольшим месяца беженских мытарств (в холоде, голоде, без крыши над головой) в одном только Гензане «открылось целое кладбище, где схоронено более 300 русских детей» [14]. Заботами о. Леонида все они отошли в мир иной по-христиански.
Особой заслугой о. Леонида и его сподвижников было сохранение в условиях военного лихолетья Св. Антиминсов (они имелись у каждого военного священника). Как известно, без них невозможно совершение Божественной Литургии. Доставление же их в Маньчжурию, когда связи с Россией и другими центрами Православия осложнились, имело исключительное значение для храмоздательства в Харбине и по всей линии КВЖД.
В 1946 г., подводя итоги невзгодам военной и беженской жизни, о. Леонид (тогда уже архимандрит Никандр) говорил: «Памятно первое посещение Харбина в Великом Посте 1923 г. Не могу молитвенно не вспомнить отзывчивого приснопамятного протоиерея о. Леонтия Пекарского – настоятеля собора. Он пригласил меня принять участие в Пассии и мне, совершенно чужому и неизвестному ему священнику, говорит в конце: «Быть может, Вы, батюшка, побеседуете с богомольцами, а я послушаю». Я поблагодарил о. Леонтия за доверие и сказал, что особенно не готов к беседе, но с Божьей помощью расскажу о страданиях нашего Господа. Тогда нас сама жизнь достаточно к этому подготовила» [15].
[13] Попов А.В. Из истории Русской Православной Церкви на Дальнем
Востоке. // Христианство на Дальнем Востоке. Материалы международной
научной конференции. – Владивосток: ДВГУ, 2000. – С. 149-154.
[14] Там же.
[15] Хиротония Никандра, епископа Цицикарского.
// Хлеб небесный. Харбин, 1946. - № 9, 10. – С. 55.