2 сентября 1726 г. граф Савва Владиславич отправился в Китай и 10 октября "с превеликим трудом" прибыл к Калганской стене, откуда после некоторого отдыха, 21 октября въехал в столицу Срединной империи с барабанным боем и музыкой, встреченный ружейной пальбой расставленного шпалерами восьмитысячного китайского отряда1. Целых 6 месяцев продолжались переговоры российского посланника с китайским правительством2. Вместе с многочисленной свитой он помещался в том же подворье, где останавливались и прежние русские послы и агенты, и содержался за счет богдыхана. При этом китайские власти пользовались всяким удобным случаем, чтобы унизить представителя российского государства и на каждом шагу создавали ему массу затруднений3. Со стороны посланника потребовалось много энергии, ловкости и хладнокровия, чтобы добиться каких-либо определенных результатов. В силу XLIII пункта инструкции от 14 сентября 1725 г.4, он неоднократно поднимал вопрос о бытии в Пекине российскому епископу и о разрешении свободного отправления православного богослужения5. Но "о духовной особе китайцы слышать не хотели и вовсе отказали", доносил граф. "По многому его домогательству, обещали принять трех священников, когда прочия дела окончатся, а четвертаго, который в Пекине обретается, - для отправления службы Божией. А ежели б более требовать, писал граф в коллегию иностранных дел, то б и в тех отказали. И он, Владиславич, принужден был на то склониться, как то и в проекте (трактата) его написано, также, что упомянуто, в Пекине россиянам двор отдать и на оном церковь строить вольно, вспоможением китайских министров6. И в том словесно обещали с клятвою, что церковь будет построена их иждивением, хотя в трактат того внесть не хотели"7.
После многих пререканий было решено переговоры о трактате покончить на российской границе, и граф Владиславич 23 апреля 1727 г. выехал из Пекина в Россию вместе с агентом Лангом8. На российской границе, при речке Буре (во 100 верстах от Селенгинска) с 14 июня (1727 г.) снова начались свидания и конференции российского посланника с китайскими мандаринами9, из которых один был дядя богдыхана, граф Лонготу, а другой - Тулишен, ведший переговоры в Тобольске с князем Гагариным о первой Духовной Миссии. После многих споров о границе10, 20 августа 1727 г. был заключен буринский договор11, а 21 октября того же года - кяхтинский генеральный трактат12. При составлении его и редактировании в Пекине китайские министры прибегали к разным уловкам и изменениям. Так, граф Владиславич упрекал их за то, что в проекте трактата они упоминали о церкви, как уже построенной, тогда как она не была еще начата. Пекинские уполномоченные объясняли разности в китайской редакции тем обстоятельством, что они желали этим вызвать ханский указ, имеющий неизменную силу13. Наконец, генеральный трактат был торжественно подписан и разменен в Кяхте 14 июня 1728 г.14
Этот трактат составил эпоху в сношениях обеих держав и лег в основу более чем вековых коммерческих и дипломатических сношений России с Китаем15. Для Пекинской Духовной Миссии с этого времени (до 1858 г.) получила особеную силу статья V трактата. Этой статьей была разрешена посылка в Пекин русских священников и возобновлено обещание китайского правительства выдавать последним содержание по прежнему прецеденту. При этом пекинское правительство обязалось взять под свою охрану беспрепятственное отправление в Пекине религиозных обрядов православной церкви. В конце статьи была разрешена присылка из России, для изучения местных наречий, шести учеников, которые должны были помещаться в Пекине на посольском дворе, отданном в распоряжение русских16.
"Коен (гуан) или дом, гласила V статья, который ныне для российских в Пекине обретается, будет для россиян и впредь приезжающих. Оные сами будут жить в сем доме. А что российский посол, иллирийский граф Савва Владиславич, представлял о строении церкви, сделана в сем доме вспоможением вельмож, которые имеют надсмотрение в делах российских. В сем доме будет жить один лама (священник), ныне в Пекине обретающийся, и прибавятся другие три ламы, которые прибудут, как решено. Когда прибудут, дастся им корм, как дается сему, который прежде приехал, и при той же церкви поставлены будут. Россиянам не будет запрещено молиться и почитать своего Бога по своему закону. Кроме того, четыре мальчика ученика и два побольшаго возраста, которые по-русски и по-латыни знают и которых посол российский, граф Савва Владиславич, хощет оставити в Пекине для обучения языков, будут
жить также в сем доме, и корм дастся им из царскаго иждивения, а когда выучатся, по своей воле возмутся назад"17.
30 декабря 1726 г. состоялся именной указ императрицы Екатерины I, полученный св. Синодом из верховного тайного Совета, где повелевалось: "По представлению графа Владиславича, когда он о пропуске духовной особы позволение у хана китайского получит, отправить туды из иркуцкого Вознесенскаго монастыря архимандрита Антония с приличным числом священниов и прочих церковных служителей, а имянно, от четырех до шести персон. С тем же архимандритом послать в Пекин и учеников, которых он в Иркуцку обучает мунгальскому языку, дабы оное обучение им и в бытность в Пекине продолжать. И дать оному архимандриту и протчим с ним на дорожной проезд до Пекина и для тамошняго жития на первой год жалованья из доходов помянутаго Вознесенскаго монастыря, по разсмотрению св. Синода. А впредь тому архимандриту со обретающимися при нем церковными служителями и учениками давать погодное жалование из сибирской губернии, из нашего казеннаго каравана и из других тамошних доходов, а имянно: архимандриту от пятисот до шестисот рублев на год, а протчим при нем по разсмотрению нашего сибирскаго губернатора, чем они могут себя без нужды содержать. И св. Синоду учинить об оном по сему нашему указу"18. Во исполнение его, св. Синод 9января 1727 г. определил: "Помянутого иркуцкого Вознесенского монастыря архимандрита Антония Платковскаго и при нем церковных служителей и обучающихся мунгалскаго языка учеников отправление учинить преосвященному Антонию (1721 - 1740), митрополиту тобольскому и сибирскому, которому и на дорожной до Пекина проезд и для тамошняго жития на первой год оному архимандриту Антонию и церковнослужителем и ученикам надлежащую жалованья выдачу из обретающихся в том иркуцком Вознесенском монастыре доходов учинить по своему рассмотрению, купно с статским советником и сибирской губернии губернатором, господином князем Долгоруковым общим согласием"19.
17 февраля 1727 г. митр. Антоний отправил вышеприведенные указы преосв. Иннокентию с следующими своими предписаниями:
1) "Обождав возврату графа Владиславича, и ежели о приеме духовной персоны, а имянно архимандрита, а не иного кого (т.е. не епископа) позволение письменное от хана китайскаго будет, тогда ему, архимандриту, и указ объявивши вручить и отправление чинить следующим образом:
2) "Духовных персон дать ему коликое число указом повелено, и то, которыя обретаются неимеющия послушания в правлении монастырском.
3) "Смотреть того, чтобы вместо служителей не набрал с собою, для своего обогащения, из купецких людей, от чего бы обители святой напраснаго раззорения не было. Но при отъезде его коликое число, и кто имяны, и какова звания по указу с ним людей взято будет, по тому и подводы дать, и на проезд денег или провианта до Пекина с запискою, по чему чего на каждаго человека дано будет.
4) "И о даче на проезд денег или провианта до Пекина, коликое число дать, чтоб было не с преизлишеством, прежде уведомиться преосв. Иннокентию имянно с иркуцким управителем и з другими иркуцкими обыватели, которыя суть подлинно известны о оном пути, по чему выйдет на человека и на корм лошадям, и по тому с разсуждением держать расход, не взирая на излишния прихоти, ежели чего будет требовать свыше, а напр. можно справиться об отправлении в Пекин архим. Илариона в прошлом 1715 г.
5) "А о подводах, нам здается, так лучше может быти: дать казенных монастырских коней, только б также не с преизлишеством, чтоб было на чем подняться, которых коней, доехав до Пекина, должен он, архимандрит, возвратить, или, продавши их, а цену за них в монастырь прислать.
6) "А о даче архимандриту жалованья должно иметь разсмотрение, прежде справяся с приходными и расходными книгами с прибытия его в монастырь: и ежели на него от казначеев тамошных никакова похищения монастырской казны показано не будет, то дать, по указу, также не с преизлишеством. А ежели похищение его какое монастырской казны явится, то в жалование зачесть, а достальное додать по указу. А ежели по справке с книгами забрано им, архимандритом, будет болшее определеннаго по указу жалованья, то ему и ничего не давать, и что на нем еще по щету донять надлежит, о том письменно б его преосвященство уведомить, чтоб оное потом возвратилось в дополнение из его ж жалования из впредь будущих годов, которое ему будет давано из казны Ея Императорскаго Величества"20.
На основании указа св. Синода (от 18 января 1727 г.)21 и распоряжений митр. Антония и преосв. Иннокентия иркутскаго, состав второй Миссии был определен в таком виде:
1) Начальник Миссии архим. Антоний Платковский22.
При нем:
2) Священник Иоанн Филиппов Филимонов, настоятель забайкальской Тресковской Архангельской церкви23.
3) Иеродиакон Иоасаф Ивановский24.
Ученики:
4) Герасим Шульгин (ќ28 февраля 1735 г. в Пекине), сирота Новодевичья монастыря; с 1725 г. ученик монгольской школы архим. Антония25.
5) Михаил Афанасьев Пономарев (ќ18 октября 1738 г. в Пекине), по памятнику, рода иерейского, из Ялуторовского Рогатовского посада. Тоже ученик монгольской школы архим. Антония26.
6) Иларион Россохин (ќв 1761 г., в С-Петербурге), из г. Селенгинска, сын священника. С 1725 г. ученик школы архим. Антония27.
Священник Лаврентий и три псаломщика оставлены были старые, состоявшие при албазинской церкви28.
Жалованье новой Миссии, согласно вышеприведенным указам, было повышено, а именно: архимандриту 550 руб. в год и на церковные расходы 50 руб., священнослужителя по 130 руб.29 Ученики получали тоже 130 руб. в год. Эта сумма потом увеличилась до 200 руб. и должна была высылаться им вперед при наступлении каждого года, по указу Сената, от иркутской провинциальной канцелярии из доходов сибирских30. Такой оклад жалованья оставался неизменным до 1735 г. Граф Савва Владиславич по возвращении своем из Пекина доносил с Китайской границы из Селенгинска, что "отправления архим. Антонию с священники и ученики и определения оным жалованья в то время не было учинено". "А понеже он, посланник, по договору с китайскими министры согласился о пропуске в Пекин с караваном трех священников, того ради он определил им жалованья: архимандриту, да двум священникам и трем ученикам и на церковные расходы 1250 руб. И представлял он, посланник, что ежели оной архимандрит или иные три священника добраго жития к тому определены будут, то он надеется их с тремя учениками прежде своего оттуду отлучения в Пекин отпустить, и чтоб об отправлении того архимандрита и священников с прочими и о даче им жалованья в св. Синоде решение учинить". На это предложение состоялось определение св. Синода, чтобы 1250 р. выдать из монастырских и из инквизиторских конфискованных денег, о чем и было сообщено митрополиту Антонию и коллегии иностранных дел31.
С 30 августа 1727 г. граф Савва Владиславич на Стрелке, в новой Петропавловской крепости, при реке Чикой, стал заниматься отправлением государственного каравана, который и был отпущен им в Пекин 13 сентября того же года с агентом Лангом и комиссаром Молоковым32. К каравану был прикомандирован иеромонах Иларион Трус, для отправления в пути богослужения и треб33. С этим же караваном были посланы в Пекин трое учеников, назначенных еще в 1725 г. из московской славено-греко-латинской академии. Это были:
1) Лука Воейков, сын тобольского воеводы (ќ7 января 1734 г. в Пекине)34.
2) Феодор Третьяков35.
3) Иван Шестопалов (он же Яблонцев)36.
Получив на другой день после отпуска каравана известие о вступлении на престол императора Петра II37, граф Владиславич в реляциях своих от 23 сентября и 6 октября 1727 г. из Селенгинска писал на счет положения второй Миссии следующее: "Как (Антоний Платковский) приехал в Селенгинск по отпуске уже каравана и с собою привез только одного попа, и того пьяницу, ктомуж иркутский епископ Иннокентий жаловался на него в забрании им из монастырской казны больше 300 руб. и в раззорении им до конца монастыря, - архимандрит же слезно меня просил не посылать его ныне в Пекин, дабы в небытность его неприятели честь его не нарушили, поелику он монастырю ничем не виновен, а желает сам в монастырь возвратиться и противу присланных пунктов от епископа Иннокентия ответствовать, а когда оправдается, на весну с охотою в Пекин к порядком поедет, - в уважение сих причин оный архимандрит от поездки в Китай был уволен"38.
После основания в 1727 г. слободы Кяхты39, граф отправился в Иркутск, где с 13 июля 1728 г. занялся отправлением на границу архим. Антония Платковского, покончившего тогда с монастырем свою тяжбу40. 14 июля граф писал пограничному комиссару Бухольцу следующее: "Архимандрит Антоний Платковский с двумя священники и с тремя школьники и с двумя челядники, всего 8 человек, от меня пашпорт получили и от здешнего коменданта отпуск и трактуют по указу до Пекина, по силе мирнаго трактата, и когда прибудут в Селенгинск, то о пропуске оных к ургинским владетелям пишите и чините по силе данной вам инструкции41. А в письме, каково будете писать ургинским владетелям, имени архимандричья не упоминайте, а упоминайте три священника, три школьника, да два служителя, восемь всего человек, таковым образом, как я упомянул в данном от меня ему, архимандриту, пашпорте, который от него, архимандрита, благородию вашему приобщен. И вы возмите с онаго копию и по силе онаго ургинским владетелем о пропуске онаго архимандрита пишите, а пашпорт и паки за моею рукою и печатью ему, архимандриту, вручите, с которым бы мог он до Пекина марш свой продолжать, и что будет чинить, по случаю прошу меня уведомить.
"Который священник с причетники в пекинской старой церкви св. Чудотворца Николая, построенной от русских полоненников, обретаются, оным учинено жалованья по 50 рублев в год, и я оныя деньги, которыя им довелось было взять за 11 лет (с 1717 г.), а именно 550 рублев, за вычетом обыкновенной дачи на гошпитали, я писал в государственный караван в Пекин благородному господину агенту Лоренцу Лангу, дабы из казны Его Императорскаго Величества караванной по расчету тамошним серебром оныя деньги священнику и причетникам заплатить, а я толикое число в караван заплачу, вычтя из оной суммы 50 рублев, что я дал вышеписанному пекинскому священнику в моей бытности в Пекине, и затем в остатке церковных денег, на лице 494 рубля с полтиною, и оныя деньги я здесь запечатал в мешек и за печатью посылаю к вашему благородию с вышеписанным архимандритом Платковским и служителем ево Маноилом Константиновым. И когда оныя в Селенгинск прибудут, то благородие ваше вышеписанный мешек за моею печатью от них примите с роспискою и у себя держите в сохранности до возвращения, Богу извольшу, каравана из Пекина. А когда караван возвратится, то оныя деньги вручите караванному директору, вышеписанному агенту Лангу, от котораго требуйте росписку, что деньги, от меня посланныя, которыя в Пекине по моему письму из каравана заплачены, в Селенгинску в караван возвратно приняты и чрез меня переведены..."42
При таких скрупулезных заботах со стороны начальства, посланник отпустил вторую Миссию из Иркутска в июле 1728 г., и она 9 августа прибыла в Селенгинск, где после представления пограничному управителю полковнику Бухольцу, должна была ожидать китайского чиновника для препровождения ее в Пекин43. Пограничный комиссар Бухольц трижды обращался к ургинским владетелям по вопросу о свободном пропуске второй Миссии44. За это время 4 октября 1728 г. вернулся из Пекина агент Ланг45. Посланник приказал ему, "чтоб в Китаях жалованье выдавалось Антонию китайским серебром впредь на 2 года: архимандриту в год 550 руб. на корм и всякое иждивенье, священнику, диакону и трем ученикам по 130 руб." Всего из казны было принято в Селенгинске 2400 руб. Агент вначале не выдал этого жалованья, о чем архим. Антоний пожаловался в прошении (из 5 пунктов) от 31 октября 1728 г. на высочайшее имя императора Петра II46. Между тем 25 декабря того же года прибыл в Ургу нарочный курьер из Пекина для сопровождения Миссии в Китай на собственном ее содержании47. Агент Ланг выдал, наконец, архим. Антонию на два года жалование в количестве 2660 руб., так что Миссия 20 февраля 1729 г. могла выехать из Селенгинска в Кяхту, а 17 марта тронулась в дальнейший путь48, и 16 июня того же года прибыла в Пекин49. На основании V пункта кяхтинского трактата, Начальник второй Миссии поселился со свитою в новоотведенном для русских посольском дворе50.
Российский посольский двор (Вэй-тун-гуань) с церковью лежал в самой оживленной части внутреннего города и расположен был на крайней поперечной улице Дун-цзяо-ми-сян51. На этом месте находилось прежде русское торговое подворье, и здесь останавливались прежние русские посланники, агенты и гонцы52. Как выгодное по местоположению, подворье это избрано было посланниками Измаиловым и Владиславичем для посольского двора и монастыря53. Оно находилось вблизи императорского дворца, присутственных мест и торгового китайского города54. Русский посольский двор заслонялся с восточной стороны обывательскими строениями, тянувшимися вдоль набережной импераорского канала (Чжун-юй-хэ)55. С запада и отчасти севера место, уступленное русским, граничило с площадью, сборным пунктом монголов, приезжающих в Пекин. С другой части северной стороны русское место было окружено обывательскими домами и (на СВ.) большим садом маньчжурского князя третьей степени (Бэй-лэ)56. Обширный посольский двор, отстроенный вполне к 1735 г.57, мог сводобно вместить в себе более 50 человек. Но в 1729 г., во время прибытия второй Миссии, для духовенства не имелось особенного помещения при церкви, и члены Духовной Миссии должны были расположиться в посольском дворе. Испытывая стеснение, архим. Антоний 11 февраля 1733 г. в письме своем к Лангу заявил, что для Миссии требовались три стоявшие близ церкви двора, которые продавались за 600 лан. Эти дома, купленные потом, по мысли Антония, должны были служить келлиями архимандриту и другим церковникам и причетникам58. Впоследствии, в 1735 г., Антоний приобрел еще один дом (на запад от посольского двора) у маньчжура Хоу-мин-бия и заплатил за него 120 лан серебра (200 руб.)59. К этой же эпохе относится приобретение русской албазинской церковью земельных участков60. Первый участок земли Гэ-цзюй был приобретен в 1728 г. (Юн-чжена 5-го лета, 5-й луны) у вдовы по фамилии Фу, за 140 лан. Он находится в области Тун-чжоу, в деревне Гэцзюй и, вероятно, был приобретен у потомков албазинцев61. На владение этой землей была потом составлена крепость, утвержденная китайским Министерством финансов. Второй участок земли Гао-ли-ин был приобретен в 1733 г. (Юн-чжена 10-го лета 11 луны) у маньчжура Ши-дэ и заплачен 50 лан. Он находится в уезде Шунь-и, в деревне Бань-цю. И на эту землю, как на прочия, также была составлена крепость, утвержденная в присутственном месте. Третий участок земли Пин-си-фу был приобретен в 1736 г. (Юн-чжена13 лета, 4 высокосной луны) у бошко (прапорщика) по имени Гань-гэ и заплачен 55 лан. Этот участок находился в уезде Цан-пин-чжоу, в деревне Вэй-Цзя-яо. Наконец, четвертый участок земли, Най-цзы-фан, был пожертвован и закреплен за Никольской церковью несколько позднее, в 1741 г. (Цян-луна 5-го лета 10 луны). Неизвестный по имени владелец этой земли (вероятно, потомок албазинцев или член Миссии) пожертвовал ее в собственность церковного имущества62.
К приезду в Пекин второй Миссии была отстроена вчерне и церковь при посольском дворе63. По свидетельству агента Ланга, на русское подворье 28 декабря 1727 г. были привезены материалы для стройки церкви: дерево, камни и кирпич64, "и уже января с 12 числа (1728 г.) начали люди приходить, которые дикие каменья на фундамент тесать стали, и плотники, и столяры, для изготовления, что к оному строению из дерева принадлежит, и можно надеяться, писал Ланг 11 марта 1728 г.65, что помянутая церковь в два месяца, кроме того, что до нутренних уборов касается, в свое совершенство придет. Модель взята будет с французской (северной) церкви: наша о половину величиной против той будет"66. Самая стройка производилась по китайскому способу таким образом: на кирпичном основании, обложенном сверху и по углам тесаным камнем, поставлен был деревянный остов из 12 столбов (по пяти в С. и Ю. стенах и два в З.). Столбы эти были утверждены на каменных кубических подстолбиях (подножиях), а сверху были связаны брусьями, на которые легли поперечные матицы, со стропилами на них. В пространстве между столбами были выведены стены из большого тесаного кирпича с одним рядом каменных плит между кирпичей67. Снаружи столбы были заложены, а внутри до половины выдавались из стены. К стропилам был прибит решетник, устланный деревянными досками. Поверх этой настилки положен был толстый слой глины, смешанной с известью, и на нем из круглой черепицы - кровля, имеющая на все четыре стороны несколько вогнутые скаты. Ребра их выложены были из тесаного кирпича с украшениями в виде цветов. Карниз под крышею - также из тесаного кирпича. Западная фронтонная стена была украшена четырьмя до половины выдавшимися от стены круглыми колоннами из кирпича, на изсеченных кубических каменных пьедесталах. Над этими колоннами, имевшими высоту несколько менее половины всей западной стены храма, был сделан узорчатый карниз из тесаных кирпичей, а над ним устроен был еще ряд уже плоских небольших колонн, выдающихся из стены на 11/2 вершка и подпирающих общий карниз храма. Поверх его (карниза) обложена из тесаного кирпича фронтонная стенка, закрывающая на 1 арш. 10 верш. кровлю с западной стороны, а также отчасти с С. и Ю. Свет в храм проникал посредством 9 окон (по 4 с Ю. и С.), сделанных на подобие полукруглых итальянских (в виде разогнутого веера), и одного круглого с западной стороны над среднею дверью. Окна отстоят от пола на 2 саж. 1 верш. Пред входом в храм находилась возвышенная площадка (рундук), выстланная плитняком68.
Такой способ постройки оказался настолько прочным, что при страшном землетрясении в Пекине 19 августа 1730 г., которое разрушило множество домов и повредило католические храмы, русский уцелел и дал лишь трещину в ЮВ стороне, не повредившую здание69. В ноябре 1730 г. граф Владиславич сообщил коллегии иностранных дел , по письму архим. Антония, что "церковь тамо богдыханским коштом каменная построена, токмо внутри иконостасом и прочим по обыкновению не украшена. Також не имеется во оной и освященного одеяния антиминса для отправления службы Божией". При этом Владиславич находил нужным послать архим. Платковскому 1000 руб., или отправить из Москвы в Пекин иконописца для письма70. После того, в коллегии иностранных дел было получено доношение архим. Антония от 16 января 1731 г. через курьера А. Соловьева, в котором он высказывал ожиданье указа св. Синода, как наименовать новопостроенную в Пекине церковь и по какому образцу построить иконостас: по образцу ли синодального дома, или по церкви Спасского монастыря славяно-латинских школ71. На устройство царских врат, престола с принадлежностями, лампад, риз архимандриту и прочим церковникам, на отстройку колокольни и покупку ладона с воском требовалось по расчету архим. Антония 2000 лан ханского серебра (около 3500 руб. серебром), о чем он просил Ланга донести куда следует72.
Ведением Сената от 31 мая 1731 г. было сообщено св. Синоду: "В новопостроенную в Пекине ханским коштом церковь антиминс послать из св. Синода, а для письма в той новопостроенной церкви иконостаса нанять иностр. коллегии в Москве иконописца доброго. И для посылки при караване в Пекин, отправить его в Тобольск немедленно. А на украшение помянутой церкви дать в Пекине из караванной суммы 1000 руб." В 1732 г. агенту Лангу было приказано эти деньги, посланные из Сибирского приказа, выдать архим. Антонию73. 31 июля 1732 г. последний доносил между прочим св. Синоду (пункт 6-й): "Церковь начал украшати г. Ланг с казны караванной; главу деревянную сделал и крест железный Ланг купил очень дорогою ценою.., (но) главы на церкви не поставил. А церковный плотник Иван, его же караванный, на верху черепицу разломал, и от дошгов (дождей) сильных глава снята, и в церковь разломанною дирою от дощов вода течет. И казны по пустому Ланг издержал больше 100 лан серебра, а ничего не совершил, а денег сказывает нету, а на меня оное дело валит, чтоб я за свои деньги строил, а в мене казны церковной и келейных денег не имеется, и строить нечим"74. С курьером Соловьевым Антоний писал (16 генваря 1731 г.) графу Владиславичу об исходатайствовании ему из какого-либо богатого московского монастыря в российскую церковь в Пекине одеяния, разной утвари и церковных книг, о чем он уже трижды писал в Синод75. В доношении своем от 1732 г. Антоний снова просил у св. Синода прислать к нему антиминс для освящения новопостроенной церкви, иконостас, облачение, все книги церковные, а паче требник, колокола и денежную сумму на содержание оной церкви76. По свидетельству архим. Илариона Труса, Ланг, в виду неотступных просьб Антония, уступил для церкви европейской золотой материи, из которой Платковский сделал одне ризы77. В одном из следующих своих донесений св. Синоду Антоний сообщал, что в 1733 г. он имел разговор с китайскими господами о новопостроенной церкви на посольском дворе. И те китайцы предъявили Антонию свое мнение, чтобы в 6-м белом китайском месяце, т. е. в феврале, был бы праздник в новопостроенной церкви. Также и новокрещенные китайцы советовали Антонию быть празднику в феврале месяце. Вследствие этого, он просил освятить церковь во имя Сретенья Господня78. Этот и вышеприведенные вопросы были решены уже при третьей Миссии.
Что касается старой Никольской церкви албазинцев, то она просуществовала до 19 августа 1730 г. По донесению курьера Соловьева, в этом году от землетрясения она развалилась79. Церковная утварь была перенесена из нее в новопостроенную ханским иждивением церковь80. В промемории от 5 июля 1732 г. директор Ланг, находясь в Пекине81, писал следующее: "Пекинскому архимандриту, честнейшему о. Антонию Платковскому: сего 1732 года, мая 15 дня, в просительном доношении церкви свят. Николая старосты Дмитрия Нестерова, пятидесятника Козмы, переводчика Якова (Савина)82 и всех прочих оной церкви прихожан написано: понеже-де тому назад третий год в 8-м месяце (т.е. августе), в 19 числе оная церковь от великаго землетрясения вся развалилася, и служить было невозможно, того-де ради они, староста с прихожаны, по желанию своему оную церковь своим иждивением из старых и новых материалов вновь построили и потом просили священников, чтобы оную церковь освятить и по христианскому закону службу отправить. Но оная церковь и по сие время стоит без освящения. И чтобы де повелено было ныне оную церковь освятить и по-прежнему в оной служить. Того ради, ваше преподобие, писал Ланг, да благоволите об священии вышепоказанной церкви приложить свое старание, дабы в оной служба Божия по-прежнему отправлялась, и о том учинить, как повелевают Ея Императорского Величества указы"83. На эту промеморию Антоний отвечал, что без указу от св. Синода он не смеет освятить албазинский храм84. Вероятно, по благословению преосв. Иннокентия Иркутского, церковь была освящена 5 августа 1732 г. во имя Успения Божией Матери (15 августа)85, но по-прежнему именовалась Никольскою. По современному описанию (от 1736 г.), "церковь Никольская была каменная, одноглавая, глава малая позолочена, колокольня при церкви на 4-х деревянных столбах с 1 колоколом, 2-мя китайскими чашами и 4-мя чугунными колоколечками". Царские двери были резные, ветхие (вероятно, из прежней церкви), находились и иконы с образом Николая чудотворца можайского типа86.
Община албазинцев при второй Миссии состояла из почти 50 дворов87. В дневнике агента Ланга обрисовывается нравственное состояние некоторых из албазинцев в таких чертах: в бытность Ланга с караваном в Пекине (в 1727 и 1728 гг.) при русских китайцы ставили шпионов, которые следили за каждым их шагом. Один из этих шпионов, потомок русских, открыл это священнику Лаврентию88. Другой албазинец, Евфимий Гусев, за свое посредство в продаже товаров требовал 5% куртажу89. Но к чести большей части албазинцев нужно сказать, что их община, во главе с церковным старостою Дмитрием Нестеровым, пятидесятником Козмою и переводчиком Яковом Савиным, показала усердие к своему храму чрез постройку его после землетрясения и, без сомнения, посещала его за возобновлением и освящением его в 1732 г.90 3 декабря того же года архим. Антоний доносил св. Синоду, что 25 марта 1731 г. девять китайцев приняли русскую православную веру, а всех крещенных китайцев мужеска пола было 25 человек, да готовилось ко крещению еще 8 человек. "И от того числа во вся месяцы приходят по одному и по два человека ко крещению и в том числе есть богатые и честные люди, а иные скудные. И богатые торговые сами себе ко крещению рубахи, чулки, башмаки сделав, приносят, только кресты сребреные он, архимандрит, от себя дает, которые он из России еще привез с собою (11/2 десятка), а скудным рубахи, чулки, башмаки он, архимандрит, покупает за свои келейныя деньги и кресты дает и все роздал. В Китае крестов не умеют делать, а нужда была в них. Поэтому Антоний просил выслать ему крестов с 500, также немного денег на покупку рубах, чулков, башмаков, вместо милостыни. "От такой милостыни лучшую охоту китайский народ иметь будет и приходить ко крещению". При этом он просил выслать и "с 500 икон Спасителя и Богоматери, мерою в 3 вершка, для раздачи в домы и богомоления новокрещенным"91.
В бытность второй Миссии в Пекине при албазинской церкви жили один священник (Лаврентий) и трое причетников, прибывших еще в 1715 г. с архим. Иларионом Лежайским, да еще новокрещеный китаец, служивший во псалмочтении без трактамента92. Причетники: Осип Дьяконов, Никанор Клюсов и Петр (Максимов) Якутов получали в год российского жалования по 10 рублей93 и дожили до начала третьей Миссии. В донесени своем от 16 января 1731 г. в коллегию иностранных дел Антоний писал о прежнем священнике Лаврентие, что он "ему чинит ослушание, понеже от старой церкви к новой не переходит, и наустил китайскаго толмача (Якова Савина), чтоб ево архимандрита понуждать, дабы он перешел от новой церкви к старой, и чтоб о переходе к старой церкви подал он, Платковский, хану и министрам доношение. А он, Платковский, сохраняя честь государства и трактат, а наипаче без указу Ея Императорского Величества и благословения св. Синода переходить к старой церкви не смеет"94. В 1732 г. архим. Антоний снова жаловался на свящ. Лаврентия: "В трактате с китайцами (1728 г.) положено было, чтоб на посольском дворе старому попу Лаврентию с нами вместе жить при новопостроенной церкви Ея Императорскаго Величества, и для того жалованье большое по 130 рублей в год определено. А при старой церкви ему, попу, жалованья давалось в год только по 20 рублей. А Лаврентий (Лоренц) Ланг, неведомо для какого случая, трактат уничтожил и священнику Лаврентию при старой церкви жить своим писмом заручным утвердил. И то сделал Ланг собою, без указу Ея Императорскаго Величества, и так на дворе посольском церковь (тогда еще не освященная) без пения и без священников и причетников осталась уничтожена"95. Архим. Антоний в это время нуждался в помощнике вследствие своей ссоры с священником Иваном Филимоновым, поранившим руку Антонию в 1731 г. (22 июня)96. За это Филимонов был выслан в Россию, Антоний же с больной рукой остался без помощника. Священ. Лаврентию трудно было переходить из насиженного гнезда к посольской церкви за 6 верст. При албазинском храме у Лаврентия был свой дом97 и полное домохозяйство, даже с рабами98. Лаврентий же был и землевладельцем99. Все это он получил от богдыхана как мандарин 7-й степени100. В защиту его нужно прибавить, что он все свое имущество отдал потом в албазинскую церковь.
Учеников в Пекине при второй Миссии было 6 человек. При выезде своем из Пекина 8 сентября 1732 г., Ланг взял с собою в Россию Ивана Яблонцева и Феодора Третьякова, а на место их оставил двух московских дворян - Ивана Быкова и Алексея Владыкина101. Все ученики помещались в устроявшемся тогда русском подворье. От русского правительства они получали по 130 руб. в год, а от китайского - по три ланы в месяц (около 6 руб.)102 и одинаковое с прочими членами Духовной Миссии натуральное содержание. Этого жалования было недостаточно при дороговизне жизни в Пекине. По свидетельству курьера, капитана Петрова, ученики: Владыкин, Быков, Воейков, Рассохин, Шульгин и Пономарев просили раз в мунгальском приказе по 50 лан серебра взаймы (вероятно, в 1733 г.), но им было отказано с выговором за их дерзость103. Впрочем, определенное от китайского правительства жалованье и содержание выдавалось ученикам аккуратно, но из России приходило не всегда во время. 15 сентября 1730 г. Сенат в веднии своем св. Синоду известил, что, на основании доношения агента Ланга, "он распорядился жалование против прежних дачь (для всей Миссии) отправлять в Пекин из иркутских доходов при наступлении каждого года, дабы оныя (члены Миссии) в таком отдаленном краю без жалованья не претерпевали нужды"104. В силу этого, жалованье было послано в 1731 г. из штатс-конторы в Селенгинск чрез тобольскую губернскую и иркутскую провинциальную канцелярию. На запрос со стороны селенгинского начальства об отправлении его чрез пограничного управителя в Пекин с русским курьером, из Урги был получен ответ, что курьер не имеет проезжаго листа с печатью сенатскою или града Тобольска, и что в Пекине члены Миссии и школьники кормом и прочим удовольствованы. Таким образом жалование и осталось в Селенгинске105 до 1732 г., когда агент Ланг с караваном мог отвезти его в Пекин106.
Для обучения учеников языкам, богдыхан 3 августа 1729 г. определил к ним учителей китайского и маньчжурского языков107. 15 сентября 1730 г. ведением Сената св. Синоду было постановлено: "Чтобы школьники тамо праздны не были, надзирание над ними иметь архимандриту, и о науке их писать ему в Иностранную Коллегию, а за ослушание и продерзости наказывать"108. Эти "ребята добрые" явились непосредственными преемниками постепенно сходивших со сцены членов первой Миссии, преемниками в драгоманской службе при сношениях России с Китаем. По отзыву курьера Соловьева, из числа учившихся тогда школьников годны были к учению четыре109.
Ученик Рассохин, скоро познакомившись с китайским языком, был определен в пекинскую Коллегию Иностранных Дел для перевода листов между российским и китайским правительствами, а также и для обучения молодых китайских учеников переводу и российской грамоте. По выезде его в Россию (в 1741 г.), место его заступил, по указу богдыхана, ученик Владыкин с ежегодным жалованием по 40 лан (около 80 руб.)110. Ко времени пребывания в Пекине этих первых учеников относится начало составления лексикона на 4 языках - русском, латинском, китайском и маньчжурском, что, вероятно, было потом коллективным трудом всех учеников. Архим. Антоний, вскоре по приезде своем в Пекин, представил в св. Синод китайский букварь, под названием Дзе-луй, в котором находилось тясяч с тридцать литер, и просил, чтобы писано было к богдыханову величеству, дабы оную книгу велел перевесть тамошнему толмачу Якову Савину. Св. Синод определил книгу отослать в иностранную коллегию с просьбою, если не найдется переводчика в коллегии, то писать в Пекин. 10 февраля 1731 г. состоялся указ св. Синода насчет перевода в Пекине этого китайского букваря на русский язык111. В доношении своем от 31 июля 1732 г. архим. Антоний ответствовал между прочим на этот указ св. Синода, в котором ему было приказано иметь тщание о переводе книги Дзе-луя. При этом Антоний отговаривался невозможностью перевести этот лексикон, потому-де, что китайские учители без указу богдыхана не смели начинать подобной работы и отказались вести ее112. Но перевод, вероятно, стали производить сами ученики, под руководством членов первой Миссии113. Из присланных в Пекин первых учеников Лука Воейков и Герасим Шульгин умерли в Пекине от невоздержной жизни, первый 7 генваря 1734 г., второй 28 февраля 1735 года114. По свидетельству Гервасия Линцевского115, Начальника четвертой Миссии, Лука Воейков купил у китайцев небольшой кусок земли на север от города (верстах в 2-х от албазинской церкви), за воротами Ан-дин-мынь, где построил дачу. По преданию, дошедшему до о. Даниила от архим. Петра, Начальника десятой Миссии, Воейков завещал это место во владение Духовной Миссии и здесь был погребен116. С того времени это место сделалось кладбищем российской Миссии, которая до того времени не имела собственного и хоронила своих членов на албазинском.
Вторая Духовная Миссия не оправдала стольких забот о ней российского начальства: своими промахами в нравственной жизни она испортили первое хорошее впечатление китайцев о представителях православия. Хотя задачи ее деятельности были в то время просты и несложны, тем не менее членам ее, которые не имели в себе прочного нравственного фундамента, был тяжел, а иногда и просто не по силам подвиг служения и пребывания среди замкнутых китайцев, презиравших европейцев, и между дичавшими потомками албазинцев. Оторванные от родины и отечества, страдая от нездорового климата, живя среди самой неблагоприятной азиатской обстановки в неустроенном еще русском подворье, в тяжкой борьбе с собою, они сами дичали и впадали в слабости, ведшие за собою как неминуемое следствие наказания от начальства или болезни и смерть117. При взаимных жалобах членов второй Миссии друг на друга трудно иногда разобрать, кто прав, кто виноват. Без сомнения, каждый из них совершал бо