В библиографическом словаре А. А. Хисамутдинова «Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке» (Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000. — С. 84.) приведена биографическая справка о священнике Ростиславе Адольфовиче Гане. Из этой справки следует, что Р. А. Ган родился в 1911 г. в Китае, на станции Чжалантунь (КВЖД). В 1928 г. он окончил гимназию в Харбине, в 1933 г. — Харбинский политехнический институт, а в 1936 г. был назначен настоятелем Свято-Покровской общины в Австралии. Именно в этом автором словаря допущена весьма существенная неточность, которая и заставила меня написать эту заметку.
Я хорошо знал о. Ростислава — он был моим духовником. Это был замечательный человек, оказавший благотворное влияние на многих. Я позволю привести некоторые факты его биографии частично по своим воспоминаниям и частично почерпнутым из статьи о нём в юбилейном выпуске «Русские харбинцы в Австралии», изданном в Сиднее в 1998 г. к 100-летию г. Харбина.
Отец Р. А. Гана, Адольф Александрович, служил штабс-капитаном в 4-м Заамурском железнодорожном батальоне, а мать, Серафима Николаевна Курочкина, была учительницей.
Начальное и среднее образование Ростислав Адольфович получил в Железнодорожном Коммерческом училище в Харбине. В 1925 году он продолжил обучение в гимназии ХСМЛ, и по её окончании в 1928 поступил в Харбинский политехнический институт. Получение звания инженера-строителя в 1933 году совпало с завершением образования на Харбинских богословских курсах.
9 февраля 1936 г. Ростислав Адольфович вступил в брак с Софьей Константиновной Юминой. Через пять дней после свадьбы он принял сан диакона, а на следующий день был рукоположен в сан иерея и сразу же получил назначение в Шанхай настоятелем домовой церкви во имя Св. Димитрия Солунского при Коммерческом училище. В этом училище он преподавал Закон Божий и математику и одновременно русским ученикам, учившимся в иностранных школах, — Закон Божий.
Однако шанхайский климат оказался неблагоприятным для здоровья о. Ростислава, и его перевели в поселок Какагаши (около Дальнего) на должность настоятеля храма во имя Табынской иконы Божией Матери при женском монастыре. В 1938 г. о. Ростислава назначают настоятелем храма в честь Преподобного Серафима Саровского в г. Тяньцзине. Здесь он продолжал свое пастырское дело — преподавал Закон Божий в русских школах, работал в Пекине, в русской православной миссии, окормлявшей православных китайцев.
В Тяньцзине о. Ростиславу не повезло. Он заболел астмой, которой продолжал страдать до конца жизни. По советам врачей в 1943 г. он был переведён в г. Хайлар настоятелем Казанско-Богородицкого прихода на место прежнего настоятеля, замученного до смерти японской жандармерией за просоветское настроение. О. Ростислав быстро завоевал в хайларском приходе высокий авторитет. Он был безупречно честный человек, очень справедливый, ведущий аскетический образ жизни. При этом его отличала большая эрудиция во многих областях знаний и высокая культура. Будучи весьма строгим и требовательным к прихожанам, он в то же время сумел завоевать всеобщее уважение и любовь, даже у нас — детей.
В то время в Хайларе было два храма. Настоятелем другого храма был священник о. Павел (фамилию его я не знаю). Дьяконом в церкви, где служил о. Ростислав, был о. Алексей Ошевенский. Кстати, имеющаяся у меня выписка из метрической книги о моем рождении и крещении, сделанная в 1945 г., подписана настоятелем протоиереем Ростиславом Ганом и дьяконом Алексеем Ошевенским.
В посёлке Хакэ, где я жил (это первая на восток станция в 30 верстах от Хайлара), церкви не было. Периодически к нам из Хайлара приезжал о. Ростислав или о. Павел, иногда оба вместе, иногда приезжал с ними и о. Алексей. Летом бывали случаи, когда о. Ростислав и о. Алексей брали с собой семьи — матушек и ребят. Священники приезжали для отправления служб, которые совершались в поселковой школе. При этом я исполнял обязанности прислужника. Приезжие останавливались у нас дома, видимо потому, что мой отец был поселковым атаманом (жители посёлка были забайкальские казаки). Это обстоятельство способствовало моему сближению с о. Ростиславом. И когда я в 11 лет уехал учиться в Хайлар, в 5 класс, так как в Хакэ была только начальная школа, то уже прислуживал у о. Ростислава в хайларском храме. Таким образом, духовное руководство о. Ростислава закрепилось.
В конце 1946 года о. Ростислав вновь вернулся в Харбин и получил назначение на должность настоятеля Спасо-Преображенского храма в Корпусном городке, а также и благочинным женской обители. Он принимал деятельное участие в работе Епархиальной типографии.
Я приехал в Харбин в 1947 году и, несмотря на то, что жил около Казанско-Богородицкого мужского монастыря, настоятелем которого был епископ Ювеналий, продолжил посещать о. Ростислава в церкви Корпусного городка, — ходил к нему говеть. И не только это привлекало меня к общению с ним. То было время активной и интенсивной идеологической ломки общества, когда вместе с Советской армией и властью в 1945 году к нам в Китай пришли и марксистко-ленинская философия материализма и атеизм. Я был в возрасте нравственного становления — старшие классы школы и начальные курсы политехнического института. Общение с о. Ростиславом во многом определило, что я остался верующим христианином, хотя немало моих сверстников под влиянием официальной идеологии отошли от веры в Бога.
Последняя моя встреча с о. Ростиславом произошла перед самым его отъездом в Австралию. Отъезд для меня был неожиданным, и вот почему.
Будучи в Хайларе о. Ростислав довольно быстро освоился и в новом приходе, завоевав авторитет, повёл такую же просоветскую линию, как и его предшественник. Причём его лояльность к СССР была настолько очевидной, что от застенков японской жандармерии его спасла вовремя подоспевшая война и приход Советской армии. Значительно позже мне стали понятны причины той метаморфозы, которая произошла у о. Ростислава в его взглядах на советскую власть при непосредственном близком соприкосновении с ней. Но тогда, в эйфории от успехов и величия Родины, мы — молодёжь — многое не могли оценить адекватно. Видя это, и чтобы не искушать мой разум, о. Ростислав сказал мне об отъезде только в последнюю минуту. А на моё восклицание: «А как же Родина, о служении которой Вы, о. Ростислав, столько пеклись и старались воспитать в нас чувство верности к ней!», он сказал мне тогда: «Служить Родине, приносить ей пользу можно и живя далеко от неё. Думаю, что со временем ты поймёшь меня».
О. Ростислав с матушкой и тремя сыновьями получили 25 января 1953 года разрешение на въезд в Австралию и прибыли 12 апреля в Сидней. О. Ростислав был сразу же назначен настоятелем Покровской общины, а потом и прихода в Кабраматта, одном из южных районов Сиднея, где прослужил до самой смерти.
При нем на принадлежащем общине участке установили армейский барак, подаренный одной благочестивой женщиной, где был устроен временный храм Божий, и начат сбор средств на постройку большого каменного храма. Архитектор Маклашевский составил проект, и постройка нового храма началась в 1957 г. В 1973 г. храм был полностью готов. Великое освящение храма совершилось в 1992 г., через 17 лет после смерти о. Ростислава.
Как настоятелю Покровской общины помимо совершения регулярных богослужений и исполнения треб о. Ростиславу приходилось посещать русских больных в городских больницах, православных заключенных в тюрьмах, преподавать Закон Божий православным ученикам в австралийских школах, обслуживать Дом для русских престарелых и больных в русской больнице, совершая там краткие богослужения по субботам.
По его инициативе был организован детский церковный хор, по воскресеньям устраивались беседы с молодежью на духовные и философские темы. Он также был одним из главных инициаторов по организации Комитета по выписке русских из Китая, давая свои личные гарантии. В основанной им приходской школе он был первым директором. В журнале «Православная Русь» печатались его статьи по литургике под заглавием «Богослужебные справки».
Последнее письмо от о. Ростислава мною было получено весной 1954 г., а летом я уехал в Россию, и с тех пор я долго ничего об о. Ростиславе не знал. Совершенно! В нашей семье были две вещи, память от него: чётки, подаренные маме, которые я положил ей в гроб, и книга, которая и сейчас у меня, как память о незаурядном человеке, встретившимся в моей жизни. Это 550-страничный том в старинном кожаном переплёте: «Полный христианский месяцеслов», изданный Киево-Печерской Лаврой в 1875 г., с дарственной надписью о. Ростислава.
О. Ростислав за свою церковную деятельность получил награды: палицу, сан протоиерея и крест с украшениями. Он пользовался большим уважением и любовью не только среди русской колонии, но и у других славянских колоний, а также и среди австралийцев. К нему шли люди со своими бедами и горем и никогда не уходили от него без доброго совета или помощи. Его можно было вызвать к больным или умирающим в любое время дня и ночи.
О. Ростислав был образцом идеального пастыря — скромный, аскет, всегда строгий к себе, но всегда внимательный и заботливый к нуждам своих пасомых.
Заботясь о других, он мало обращал внимания на свое здоровье. С каждым годом его припадки астмы все учащались и обострялись. Нужна была сложная сердечная операция, на которую о. Ростислав, в конце концов, согласился. Но ослабленный многолетней астмой организм не выдержал, и сердце труженика Христова о. Ростислава 8 декабря 1975 года остановилось навсегда.
После себя о. Ростислав оставил в сердцах людей, знавших и любивших его, добрую память.
©2004, РУССКАЯ АТЛАНТИДА, RUSHARBIN.COM