АРХИМАНДРИТ ИАКИНФ БИЧУРИН -
ПРАВОСЛАВНЫЙ МИССИОНЕР И РУССКИЙ СИНОЛОГ[*]

(к 150-летию со дня кончины)

Архим. Иакинф (Бичурин)

В первый период своей жизни в Пекине о. Иакинф Бичурин честно исполнял принятые им на себя обязанности начальника миссии. Он занимался устройством миссии, организацией богослужения, ремонтом церковных зданий, наблюдал за поведением членов миссии. Для дела обращения в православие китайцев, а также для религиозного просвещения албазинцев о. Иакинф, достаточно овладев китайским языком, составил краткий катехизис на китайском языке[1]. Миссия прекратила свои работы не из-за «равнодушия ее начальника к религии» (так можно заключить из замечания автора статьи о Бичурине в Большой Советской Энциклопедии, II издание): она распалась под ударами материальной нужды, из-за полного равнодушия к ее судьбе бюрократического Петербурга и из-за стеснительных условий работы в «закрытом Китае».

O. Иакинф, убедившийся, по ознакомлении с делами миссии на месте в Пекине, что объем деятельности для миссии и лично для него необычайно узок, обратился к настойчивому изучению китайского языка по примеру лучших русских миссионеров (святитель Стефан Пермский, Варсонофий Казанский, Феодор Бухарев и другие), которые считали невозможным православное миссионерство без предварительного знания языка тех народов, к которым направлялся со своею проповедью русский миссионер. Свободное время от прямых миссионерских обязанностей, блестящие умственные способности к филологическим занятиям, труд и терпение, открывшиеся при изучении симпатичные черты китайской нации и богатство ее культуры и истории были причинами переключения о. Иакинфа с религиозно-практической деятельности православного миссионера на увлекательный труд русского синолога.

* * *

В характере о. Иакинфа была черта, в силу которой он отдавался любимому делу всеми силами своей одаренной натуры. Эта всецелая отданность любимому делу - ценный дар всякого выдающегося ученого - и заставила о. Иакинфа оставить неудачно сложившуюся миссионерскую работу, тем более что к этому его принуждали и внешние обстоятельства отдачи под суд, окончившийся лишением священного сана и заключением в монастырь. О. Иакинф, если бы и хотел, то не мог уже продолжать своего служения Церкви в священном сане, поскольку его лишили этого сана. Происшедшая с о. Иакинфом жизненная катастрофа, резко разграничившая его жизнь на два периода - религиозно-церковного служения и светско-ученой деятельности, - поставила даже перед ним вопрос об уходе с церковной службы, где он не встретил со стороны своего начальства ни защиты, ни снисхождения к ошибкам своей службы и недостаткам своей личной жизни.

Как известно, синодским решением лишенный священного сана о. Иакинф был сослан в Валаамский монастырь[2]. Нет никаких сведений, как проводил свое монастырское затворничество о. Иакинф, но можно с большою вероятностью предполагать, что весь свой досуг монастырского уединения он отдавал своим любимым научным работам по изучению Китая.

В Валаамском монастыре о. Иакинф пробыл 4 года. От монастырского заточения его спасла та наука китаеведения, которой он отдавал все свои силы. Духовное начальство освободило из монастырского заключения о. Иакинфа по просьбе Министерства иностранных дел, куда он в 1826 году был назначен переводчиком в азиатский департамент, по ходатайству за него влиятельного чиновника барона Шиллинга фон Капштадта. Теперь о. Иакинф вступил на свой настоящий жизненный путь труженика науки, которой он самоотверженно и послужил в продолжение 27 лет до самой смерти в 1853 году.

В 1830-1831 годах о. Иакинфу пришлось по делам вновь побывать в Сибири и на китайской границе. Он выезжал туда в качестве переводчика при чиновнике Министерства иностранных дел Шиллинге фон Капштадте. Испытанные в дороге неудобства от монашеской одежды, а, может быть, и побуждения самого барона, стеснявшегося нахождением при нем чиновника в духовном одеянии, - эти, а, возможно, и другие обстоятельства побудили о. Иакинфа сделать попытку обратиться в Св. Синод с просьбою о снятии с него монашеского сана. Так 29 мая 1631 года вице-канцлер Нессельроде обратился к обер-прокурору Св. Синода князю Мещерскому с письмом, в котором писал: «Находящийся ныне в Восточной Сибири по делам службы монах Иакинф, известный по глубоким познаниям своим в литературе Китая и доселе не престающий обогащать наше отечество и самую Европу полезными сведениями на счет государства сего, не во всех отношениях известного, - обратился в Министерство о предстательстве, дабы с него сложили монашеское звание, что при ученых его занятиях и по свойственным человеку слабостям, он не может с точностью и по совести соблюдать всех обетов монашества, и что сан сей препятствует ему в свободном отправлении возлагаемых на него по службе обязанностей»[3].

Нессельроде просил содействия обер-прокурора Св. Синода, а тот обратился к Петербургскому митрополиту Серафиму (Глаголевскому). Митрополит сообщил, что не находится никаких особенных причин, могущих служить преградою к снятию монашеского звания с монаха Иакинфа, но только для этого требуется, чтобы Иакинф Бичурин прислал прошение в Св. Синод. О. Иакинф подал прошение в Св. Синод, однако просьба не имела успеха.

Просьбою о снятии с него монашеского сана о. Иакинф, по свойственной ему прямоте, как бы публично заявил о полном отрыве от прошлого служения Церкви, хотел совсем выйти из-под опеки духовных властей. Этот шаг о. Иакинфа нельзя понимать иначе, так как весь образ его жизни показывает, что он не только не имел склонности к религиозно-созерцательной монашеской жизни, но ему чужд был и весь распорядок и быт монашества. Можно думать, что принятие монашеских обетов двадцатитрехлетним молодым человеком было сделано без достаточно глубокого обдумания этого серьезного жизненного шага, который, быть может, и был сделан о. Иакинфом из желания получить лучшие возможности для ученой карьеры, как было в обычае того времени. Для примера можем сослаться на плеяду наших первых церковных историков-монахов в лице монаха Платона, монаха Евгения (Болховитинова), архиепископа Филарета (Гумилевского). Также допустимо предполагать, что и личные обвинения о. Иакинфа «в порочности» покрывали собою его открытый не монашеский образ жизни, когда он уклонялся носить монашескую одежду, предпочитая ей обычное духовное одеяние белого духовенства; избегал постной пищи, будучи не в состоянии ее принимать; любил общество светских лиц; посещению церкви предпочитал напряженный умственный труд. Выявлению жизненных привычек, порочащих монаха, каким о. Иакинф числился до конца своих дней, много способствовал открытый, прямой характер о. Иакинфа, а также постоянное «соглядатайство» соседей, монахов Александро-Невской лавры, в одной из келий которой было приказано жить о. Иакинфу.

* * *

С.-Петербург. Архим.
Иакинф (Бичурин)среди
известных деятелей русской
культуры в доме
князя А.Н. Оленина

История русской науки должна быть признательна внучке о. Иакинфа, которая в своих воспоминаниях дает достаточно объективную картину жизни о. Иакинфа за 25-летний период его ученой деятельности.

Перед нами ученый-отшельник, не находивший для себя возможным жить без китайских книг и без работы над ними. Над этой работой он сидел неутомимо каждый день, а иной раз, из-за напряженности работы, он трудился с таким увлечением, что забывал и о еде, и о сне, и не выходил из своей комнаты по несколько дней[4]. Быстрота, неутомимость и плодовитость в работе о. Иакинфа были таковы, что он предлагал свои рукописи к печати с изумлявшею всех поспешностью, так что цензоры не успевали их просматривать[5]. О. Иакинф погрузился в свою научную работу, как в родную стихию, печатая книгу за книгой, помещая статьи во многих журналах Петербурга и Москвы.

Он сознавал себя одним из культурных деятелей тогдашней России, почему и поддерживал широкие знакомства с виднейшими представителями русской науки и прогрессивными общественными деятелями. Его можно было видеть в литературных салонах, он был знаком с Пушкиным, который проявлял большой интерес к трудам о. Иакинфа[6]. O. Иакинф был связан с кружком В.Ф. Одоевского и бывал на его литературных субботах; встречался с Белинским, Панаевым, Некрасовым, его сочинения читал Гончаров[7], Белинский также был усердным читателем о. Иакинфа. «Книга почтенного отца Иакинфа - истинное сокровище для учения, по богатству важных фактов. <...> По всему видно, что почтенный о. Иакинф знает Китай гораздо лучше Европы»[8].

Два раза - в 1830-1831 и 1835-1837 годах - о. Иакинф выезжал в сибирскую Кяхту по возложенным на него правительством поручениям. В Кяхте он открыл училище китайского языка, где сам преподавал и готовил учебники.

* * *

Пекин. Успенский
собор Православной миссии.
Фото 1930-х гг.

Будучи видным представителем русской культуры и общественности середины XIX века, о. Иакинф главным делом своей жизни считал свои научные труды о Китае. За время пребывания в Китае он так «окитаился», что про него говорили: о. Иакинф «не только говорит, но и думает и даже бредит во сне по-китайски»[9]. Эту научную работу о Китае о. Иакинф запланировал себе на всю жизнь еще в бытность в Китае. В 1821 году из Китая уезжал скомпрометированный начальник впавшей в нищету Духовной русской миссии, но он уезжал на родину бодрый и радостный, так как вез с собою тот богатый научный материал, работе над которым во славу родины он посвятит свою жизнь в Петербурге.

«За время своего пребывания в Пекине наш синолог собрал не мало редкостей и антиков китайской индустрии. Взяв их с собою, он удивлял потом ими публику в России. Главную часть тяжестей составила большая библиотека о. Иакинфа, а также книги, закупленные, конечно, не без его содействия, для библиотек азиатского департамента и Императорской публичной в С.-Петербурге, а также для училища азиатских языков в Иркутске. Эти тяжести весили около 400 пудов, и за одну перевозку до Кяхты было заплачено подрядчику около 750 рублей серебром. Ими было навьючено 15 верблюдов». «Смело можно сказать, - записал современник событий, - что за все 8 перемен российской императорской миссии в Пекине, бывших в течение 100 лет, не вывезено столь великого числа полезных сочинений, как в настоящую девятую перемену оной»[10].

Собранная о. Иакинфом за время жизни в Китае и поездок в Монголию китайская и тибетская литература и музейные коллекции хранятся в институтах востоковедения и этнографии Академии наук СССР. Этот богатейший материал, использованный о. Иакинфом в его трудах, дает возможность детально изучать быт, духовную и материальную культуру азиатских народов. О. Иакинф в своих работах «не основывался на предрассудках или сведениях, сообщенных прежними путешественниками, и потому каждую вещь видел в подлинном ее виде. Сему-то благоразумному правилу о. Иакинф и обязан своими успехами в раскрытии равных превратных сведений и ложных мнений, сообщенных Европе прежними путешественниками и ориенталистами[11].

Выдающаяся ученая деятельность о. Иакинфа получила признание уже при его жизни и не только в России, но и за границей. В 1831 году Парижское азиатское общество, по представлению трех французских ученых, избрало Иакинфа Бичурина своим членом. Сочинения о. Иакинфа, сразу же после выхода из печати, переводились на французский и немецкий языки, о них делались сообщения в научных обществах и в западно-европейской печати. Русская Академия наук в 1837 году избрала о. Иакинфа Бичурина своим членом-корреспондентом по разряду литературы и древности Востока[12]. Она же присуждала ему за выдающиеся труды Демидовские премии. Как академик, о. Иакинф ставил свою работу под руководство Академии и некоторые работы писал по планам, предложенным Академией[13].

В 1837 году о. Иакинфа избрало своим членом-корреспондентом Русское Географическое общество.

* * *

Пекин. Вид Северного подворья
(Бей-Гуань) Православной Русской
миссии. С рисунка, исполненного
китайцем. XIX в.

О. Иакинф Бичурин живет в памяти русских людей как ученый крупного масштаба, как наш выдающийся синолог, вообще, как востоковед.

Для русской синологии и до наших дней имеет свое значение богатое научное наследство в виде его солидных сочинений. Из оригинальных сочинений о. Иакинфа известны: Записки о Монголии, т. 1-2 , 1828; Описание Пекина, 1828; Историческое обозрение ойратов или калмыков с XV столетия до настоящего времени, 1834; Статистические сведения о Китае, 1837; Китай, его жители, нравы, обычаи, просвещение, 1840; Статистическое описание Китайской империи, ч. 1-2, 1842; Земледелие в Китае, 1844; Китай в гражданском и нравственном состоянии, ч. 1-4, 1848; Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. 1-3, 1851; Географический указатель мест на карте к истории древних среднеазиатских народов, 1851; О. Иакинф Бичурин: Автобиографическая заметка, 1855.

Большую научную ценность имеют и переводы о. Иакинфа с китайского на русский язык. К таким относятся: Описание Тибета в нынешнем его состоянии, 1828; История первых четырех ханов из дома Чингисова, 1829; Описание Чжуньгарии и Восточного Туркистана в древнем и нынешнем состоянии, ч. 1-2, 1829; История Тибета и Хухунора, ч. 1-2, 1833; Статистическое описание Чжуньгарии в нынешнем ее состоянии, 1841[14].

Вообще, о. Иакинфом написано свыше ста научных работ, из которых несколько десятков не увидели света и хранятся в различных архивах[15].

Значение научных трудов о. Иакинфа исключительно велико и не только для развития русской синологии, но и для мировой науки китаеведения. Многочисленные труды по переводу и использованию китайских источников, по их глубокому и критическому изучению, по точности и полноте переводов дают право признавать о. Бичурина не только первым синологом в России того времени, но и оставляющим далеко позади себя современных ему западноевропейских синологов.

* * *

Пекин. Крестный ход
православных детей-китайцев
из храма Всех Святых
Мучеников в Успенский
собор. Фото 1930-х гг.

Направленность и содержание научных трудов о. Иакинфа очень разнообразны.

Он был блестящим знатоком китайского языка, что и дало ему возможность собрать, исследовать и перевести большое количество ценных китайских трудов. Как филологу о. Иакинфу принадлежит одно из выдающихся мест в истории китайской филологии. Среди его опубликованных и неопубликованных филологических работ считаются особенно важными грамматики китайского языка, а также переводы памятников классической китайской литературы.

Разносторонне изучая Китай в его прошлом и настоящем, о. Иакинф проникся глубоким уважением и почитанием китайского народа и его культуры. В китайском государстве он находил «много хорошего, поучительного для европейцев, кружащихся в вихре разных политических систем»[16]. В быту он любил повторять, критически отзываясь о чем-либо: «Вы судите плохо, по-европейски, а не по-азиатски»[17].

О. Иакинф доказывал самобытность китайской культуры, ее древность и богатое содержание. Он называл «нелепыми» расистские, пангерманские высказывания немецких ученых, признававших племена Тянь-шаня «протогерманскими»[18]. В своем широком научном мировоззрении о. Иакинф держался прогрессивных взглядов русской общественной мысли, в его трудах находили отражение ее освободительные гуманистические идеалы[19].

Труды о. Иакинфа, содержащие богатейший фактический материал, необходимы и в наше время для изучения истории Китая, Монголии и других стран Востока, в том числе и ряда народов нашей Родины - алтайцев, хакасов, тувинцев, бурят, тунгусских народов[20].

Все огромное количество трудов о. Иакинфа свидетельствует о разнообразии его научных интересов и о многогранности его знаний. Его интересовали не только проблемы самого Китая, но и Тибета, Монголии, Манчжурии, народов Средней Азии. Естественно, что о. Иакинф особенное внимание уделял истории Китая.

В основу своих исторических работ о Китае о. Иакинф смело поставил и твердо защищал необходимость изучать историю Китая по китайским подлинникам, которые не только дополняют сведения греческих писателей и путешественников в Китай, но и исправляют, и поясняют древних греческих историков и географов. Этот правильный научно-методический прием работы над историей Китая был признан последующими русскими китаеведами. Как для древних, так и новых времен, только китайские записи и странствования могут разъяснить историю и географию всей восточной Азии. Если мы знаем ныне Маньчжурию, Монголию, Тибет и западные окраины Азии, то обязаны этим не малочисленным европейским путешественникам, а китайским географиям[21].

Поставив задачей своей научной деятельности найти разгадку для нерешенных вопросов истории Китая у китайских же современников и историков, о. Иакинф твердо держался выработанной им прогрессивной концепции, которая была проникнута глубокой историчностью. В своих обширных исторических трудах о. Иакинф смело поднял ряд вопросов из древней, средневековой и новой истории Китая, исследовал как внутреннее состояние страны в разные периоды ее жизни, так и ее внешние связи с другими государствами. Опираясь на обильные китайские источники, о. Иакинф защищал древность китайской истории, которая начинается, по его утверждению, с III тысячелетия до н. э., категорически отрицая «застойность Китая», раскрывая эволюцию китайского общества в течение 40 веков[22]. В трудах о. Иакинфа «загадочный» Китай выступал как один из великих народов в своем прошлом, имеющий общую судьбу со всем миром и человечеством, но в то же время и необычайно своеобразный, не похожий на европейские народы.

Всякий вопрос из прошлой или современной жизни Китая о. Иакинф исследовал с изумительною тщательностью и глубиною. В своих описаниях китайского общества он не проходил мимо его классовой структуры, настойчиво останавливался на изображении государственного строя Китая. Его внимание останавливали на себе социальные и экономические проблемы Китая. Напряженно, упорно научая историю Китая и надеясь в ней найти основы современного ему положения китайского народа, о. Иакинф провидел в историческом процессе главного агента в лице самого китайского народа. Его исторические судьбы он объяснял не действиями царей и династий, по именам которых китайские историки обычно излагали историю своей страны, но исторические события он объяснял указанием действующих причин, в виде борьбы политических группировок и действия внешних политических сил[23]. Ограниченный китайский монархизм казался ему чуть ли не лучшей формой государственного устройства народов[24]. Но это лишь печать эпохи, в которой жил и работал о. Иакинф, существенны его передовые для того времени исторические, экономико-географические и филологические взгляды, удивительны его уважение и сочувствие к объекту своих научных трудов - к китайскому народу. В этом отношении правы были академические рецензенты его трудов, которые обобщили всю работу о. Иакинфа о Китае в таких словах: «Никто, бесспорно, не сделал в Европе столько для славы и чести Китая, как наш знаменитый синолог»[25].

* * *

О. Иакинф был не только историком, географом и экономистом Китая: его «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» дает полное право считать его историком, вообще, Центральной Азии. Этот труд, переизданный в 1950 году Институтом этнографии Академии наук СССР, и «до сих пор является почти единственным руководством для изучения истории народов Центральной Азии с IV-III веков до н. э. по начало Х века н. э.[26] Основываясь на показаниях китайских источников и «исходя из верного основного положения об этническом происхождении различных племен, Бичурин сумел дать широкую, продуманную классификацию народов Центральной Азии по трем этническим группам. Эта классификация, ранее часто подвергавшаяся сомнению, ныне почти полностью получила признание»[27].

Знакомя Европу с историей народов Центральной Азии, о. Иакинф представил особенно ценные для того времени научные сведения о Тибете и Монголии. Про его сочинение о Тибете говорили современники, что о. Иакинф «открыл» Европе Тибет. Этой работой он «заполнил существовавшую в востоковедческих знаниях пустоту»[28].

Сознают себя обязанными о. Иакинфу и монголоведы. В своих трудах о Монголии, которую он изучал и непосредственно, о. Иакинф не только дал прекрасные переводы китайских источников, до сих пор никем непревзойденные, но и высказал ценные для науки мысли о монгольских народностях. Его труды по Монголии «отличались новизной мысли, смелым решением целого ряда проблем современного ему монголоведения, например, проблемы происхождения монголов, о происхождении их названия, о татарах XIII века»[29]. Естественно, что капитальные труды о. Иакинфа о Тибете, Монголии, Восточном Туркестане, Маньчжурии, Средней Азии сразу же по выходе из печати широко использовались западноевропейскими авторами и не потеряли своей ценности и до наших дней[30].

* * *

Широкий научный кругозор о. Иакинфа, глубина и обоснованность его научных взглядов, научный энтузиазм, не оставивший о. Иакинфа в его подвижническом труде до последних дней его жизни, - эти светлые черты самоотверженного служения науке и родине не могли не влиять на молодых современников и не побуждать их продолжать славное дело о. Иакинфа. Появление год за годом печатных трудов о. Иакинфа как бы расчищало широкую дорогу, по которой было уже легко идти его последователям. Если уже сам о. Иакинф заслужил лестный отзыв авторитетного академика Бартольда, утверждающего, что, благодаря трудам Бичурина, «русская синология еще в 1851 и 1852 годах опередила западно-европейскую»[31], то непосредственно за ним в Китай устремлялись молодые люди не столько для трудной в условиях того времени и малопродуктивной миссионерской работы, сколько для продолжения работ о. Иакинфа, для создания русской синологической школы. Духовные школы преимущественно Казанского края и выделяли из себя ту самоотверженную и талантливую молодежь, которая в штате Китайской миссии представляла из себя как бы филиал ориентологического отделения Русской Академии наук, откуда вышла славная плеяда русских синологов второй половины XIX века. Укажем хотя бы таких представителей блестящей 12-й Китайской миссии 40-х годов XIX века, каковы о. Палладий, В.П. Васильев, В.В. Горский и Н.И. Захаров. Они признавали высокую ценность научных трудов о. Иакинфа, а он напутствовал их при отъезде в Китай «не только полезными советами и указаниями, но и давал прямые уроки в китайской словесности. Поэтому, если их и нельзя назвать учениками о. Иакинфа в полном смысле, то, бесспорно, можно считать продолжателями его трудов и энтузиастами, для которых сочинения о. Иакинфа были исходным пунктом в их ученых занятиях»[32]. О. Иакинф не только в половине XIX века совершил целый переворот в синологической науке, но и был особенно ценным основоположником русской синологии, обеспечившим ее дальнейшее славное развитие.

* * *

Пекин. Северное подворье
(Бей-Гуань). Храм Всех
Святых Мучеников.
Фото 1930-х гг.

Скорбно и одиноко, среди людской отчужденности и непонятости, в полном одряхлении физических сил доживал о. Иакинф последние годы своей жизни в монашеской келии Александро-Невской лавры. Когда же для о. Иакинфа наступил последний час неизбежного для каждого человека конца определенного ему круга жизни на земле, на Лазаревском кладбище Адександро-Невской лавры выросла новая, скромная могила о. Иакинфа, - началось и испытание ценности и крепости того дела, которому отдал свою жизнь этот подвижник науки. Оказалось, что личность и научные труды о. Иакинфа выдержали уже и столетнее испытание, и для него настало бессмертие человеческой памяти.

Когда забылись ошибки жизни о. Иакинфа и остались одни ученые заслуги и знаменитое имя, то встала перед потомками очищенной от обвинений и нападок привлекательная личность о. Иакинфа, искреннего, правдивого, прогрессивного ученого и общественника, горячо любившего свою родину. «Я привык писать одно дельное, высказываться откровенно и притом в коротких словах»[33]. Естественно, что люди, близко знавшие о. Иакинфа, рисуют его образ как правдиво-резкого человека симпатичными чертами.

«Личность о. Иакинфа была светлая, гуманная, доступная высоким движениям сердца. Он был отзывчив на горе и несчастие ближнего и, когда обращались к нему за помощью, никогда в ней не отказывал. Правда, у него было много странностей, и многие его считали чудаком. В выражениях своих он не стеснялся и бывал иногда чересчур резок. Люди же, знавшие его близко, извиняли ему эту слабость и любили его искренно, непритворно. Зло, причиненное ему кем бы то ни было, он легко прощал и тотчас же забывал его навсегда»[34].

Образ о. Иакинфа становится еще более ярким, когда русская общественность и наука признают за о. Иакинфом не потускневшую славу выдающегося исследователя Востока, историка и синолога, утвердившего в половине XIX века за русской синологией первое место в Европе.

С.-Петербург.
Могила архим.
Иакинфа на
Лазаревском кладбище
Александро-Невской
лавры

Русская Церковь и русская духовная школа имеют свои права молитвенно поминать выдающегося ученого и патриота, вышедшего из духовной школы и служившего Русской Церкви в монашеском сане начальником Китайской православной миссии. Человек широких религиозных взглядов, свободно относившийся к правилам монашеской жизни, все же о. Иакинф ни в коем случае не может быть отнесен лишь к светским мыслителям. Нужно признать обоснованным заявление исследователя жизни и деятельности о. Иакинфа, писавшего о нем через тридцать лет после его смерти и потому еще слышавшего устные рассказы современников о «чудаке-монахе», когда он говорит об о. Иакинфе: «Как духовное лицо, о. Иакинф, без сомнения, искал и находил нравственную поддержку и подкрепление в христианстве. Замечательно, что он, по лишении сана, остался на всю жизнь в смиренном образе «монаха Иакинфа», как и подписывался под своими сочинениями»[35].

1953 год

Примечания: