После передачи имущества Миссии и выезда из Китая русских священников единственным епископом в пределах Китая оставался Шанхайский преосвященный Симеон (Ду). Поскольку архимандрит Василий (Шуан) еще не был возведен в сан епископа, владыка Симеон предпринимал все меры, чтобы самому возглавить Православную Церковь в Китае [13].
Владыка Симеон 19 октября 1956 года прибыл в Пекин, где остановился в архиерейских покоях бывшего Начальника Миссии. За время своего пребывания в Пекине владыка Симеон дважды устраивал собрания, на которых поднимал вопрос о том, чтобы возглавить Китайскую Православную Церковь. И все-таки попытка владыки Симеона утвердить свои позиции в Пекине не удалась [13].
В это время в Москве в срочном порядке обсуждались планы столь затянувшейся и уже не терпевшей промедления церковной реформы в Китае. Отдел культов при Госсовете КНР был извещен о мнении Патриархии по организации управления Православной Церкви в КНР. 23 ноября 1956 года в заседании Священного Синода проект о даровании автономии китайской Православной Церкви был утвержден [13].
В скором времени в 1957 году произошло важное событие, касающееся истории албазинцев в Китае. В посольстве СССР по распоряжению посла П. Ф. Юдина разрушили храм Святых Мучеников, воздвигнутый на крови мучеников восстания ихэтуаней и колокольню. Успенский храм был переделан в посольский гараж, ризница — в консульский отдел, а Свято-Иннокентьевский храм — в зал для приемов и гостиницу посольства [13].
Еще до этого, Советские власти выгнали из Бэйгуаня албазинцев, людей, которые жили там из поколения в поколение, и которым это место принадлежало по праву.
В начале января 1957 года отдел культов при Госсовете КНР дал свое согласие на поездку архимандрита Василия в Москву, и 28 мая 1957 года в зале заседаний Священного Синода Русской Православной Церкви он был наречен в епископа Пекинского. Вернувшись в Китай, епископ Василий должен был быть избран главой Китайской Православной Церкви. Для этого необходимо было созвать Собор, однако позиция епископа Симеона, фактически способствовавшего разделению духовенства на два лагеря, помешала этому событию [13].
В конце 50-х годов уже повсеместно чувствовалось приближение «культурной революции». Вскоре китайские власти предложили покинуть пределы КНР всем русским, не имевшим гражданства КНР. В силу новых обстоятельств, православных китайцев оставалось совсем мало. Церковная жизнь почти полностью замерла [12].
Уже в 1960 году епископ Василий был серьезно болен, и 3 января 1962 года он умер. На его погребении 11 января присутствовали и представители Главного управления по делам культов КНР. Епископ Пекинский Василий был погребен на кладбище за Аньдинмэньскими воротами рядом с начальниками восемнадцатой и девятнадцатой миссий — митрополитом Пекинским Иннокентием и архиепископом Пекинским Симоном. Там же находились святые мощи мучеников восстания ихэтуаней [12].
После смерти епископа Василия протоиерей Николай Ли вступил в должность временного управляющего Пекинской епархией. В середине 1964 года в Пекине был закрыт последний храм. Он был превращен в склад. Имущество храма было увезено в неизвестном направлении. Были закрыты церкви и в других городах Китая. А 3 марта 1965 года в Шанхае умер последний китайский епископ Симеон [13].
В августе 1966 года харбинские храмы подверглись нападениям хунвэйбинов. После закрытия Свято-Иверского храма в нем была устроена пошивочная мастерская. Свято-Софийский храм был превращен в рабочее общежитие. Свято-Алексеевский храм перестроен под столовую и продуктовый склад [12].
От движения хунвейбинов пострадало и православное духовенство. Священников наряжали в шутовские халаты, измазывали лица сажей, увешивали плакатами с кощунственными надписями, давали в руки кресты и в таком виде водили по улицам. Их избивали, толпа осыпала их ругательствами, издеваясь над православными святынями. Многих священников после всенародных издевательств судили и приговорили к длительным наказаниям на работах в шахтах и каменоломнях [13].
Были случаи и очень жестоких издевательств над священниками.
“Более всех пострадал протоиерей Стефан У, последний настоятель Свято-Алексеевского храма в Модягоу. Перед его храмом поставили стол, на который насыпали острый щебень, а на щебень поставили на колени протоиерея Стефана. Его одели в шутовской халат, на голову водрузили колпак, набитый металлическими стружками. Лицо его измазали сажей. В течение двух суток отца Стефана избивали деревянным молотком по голове, били стальными палками по плечам, плевали на крест, пока, полумертвого, его не отвезли в тюремную больницу. Подлечив его немного, там же в тюрьме и расстреляли [13].
Таким образом, из-за политических событий, Китайская Православная Церковь оказалась запрещенной. Но, несмотря на политические репрессии и отсутствие церквей, многие албазинцы сохраняли православную веру.
Авторы многих работ считают, что албазинцы не подверглись полной ассимиляции главным образом потому, что в течении всего времени Православная церковь поддерживала с ними контакт и сохраняла православные традиции. Поэтому в свое время, еще даже до культурной революции, В. П. Петров выражал опасения по поводу сохранения албазинцев как отдельной группы, считая, что они подвергнутся полной ассимиляции:
“События, происшедшие в Китае после Второй Мировой Войны и захват страны коммунистами, конечно, радикально изменили положение албазинцев. Теперь, вероятно, они окончательно сольются и ассимилируются в китайском море, в особенности еще и потому, что вся религиозная деятельность в Китае теперь в загоне. Отход от духовной миссии, преследования за религиозную деятельность, безусловно положат конец этому захватывающему и яркому эпизоду в истории русско-китайских отношений и в жизни и деятельности Русской Духовной Миссии, положат конец существованию оригинальной этнической группы в Китае, носящей название «албазинцев»” [12, 42-43].
Но этого не произошло. Естественно, что возникает вопрос - почему?
Возможно, что на этом периоде истории сохранению православия, а также, тому, что албазинцы по-прежнему продолжали ощущать себя потомками русских и предавать этому значение, в какой-то мере способствовали особые отношения между СССР и КНР в период после 1949 года и до конца 50-ых. Ведь именно в это время прослеживается огромное культурное влияние России на Китай. В КНР как никогда прежде распространялась русская литература, кино и т.д., а в школах преподавался русский язык. Несмотря на то, что период “братской дружбы” между двумя странами продолжался достаточно недолго, за это время русская культура оказала огромное влияние на китайскую, и до сих пор мы можем наблюдать отголоски этого, особенно среди уже пожилых китайцев.
Можно заметить, что многие из старшего поколения албазинцев неплохо говорят по-русски (хотя некоторые учили его, но забыли со временем из-за отсутствия практики).
Пропаганда русской культуры в тот период, несомненно, должна была способствовать тому, что албазинцы вспоминали о своих корнях, испытывая некоторую гордость от того, что это была, отчасти, и их культура.
Таким образом, возможно, что распространение русской культуры в Китае в то время помогло албазинцам пережить следующий за этим период полного разрыва отношений между Китаем и Россией.