Оказавшись на территории Китая албазинцы вступили в процесс культурного взаимодействия с населяющими его народами, прежде всего с ханьцами и маньчжурами. Имеет смысл рассмотреть и проанализировать происходившие с ними изменения.
В достаточно многих источниках говорится, что уже в первой половине XVIII века сложился следующий тип пекинского албазинца: они не знали никакого ремесла, так как, будучи солдатами, то есть привилегированным сословием, они считали другие занятия недостойными себя; албазинцы жили не по средствам и в скором времени обеднели, несмотря на большое жалование, доходившее до 15 рублей в месяц, и другие привилегии [2, 8; 12, 35-36].
Вот как священник Сергей Бородин в статье “История Албазина и начало первой русской православной миссии в Китае” описывает албазинцев:
“Нерасчетливый, занятый собой и своим благородством, не знающий чем избавиться от тяготившего над ним свободного времени и несносной скуки, постоянно слоняющийся по улицам, гостиницам и театрам, куривший подчас опиум, больной душой и телом, он скоро очутился в неоплатных долгах у столичных ростовщиков, став в конце концов притчей во языцах” [3, 8].
А так характерезует ситуацию начальник десятой Русской Духовной Миссии в Китае, архимандрит Петр Каменский:
“Виды их взаимных всепомоществований, их взаимные и всеобщие на новый год подарки, их свадьбы и похороны, почти утвердительно можно сказать, богатейших в третьем колене всегда превращали в нищих [1, 103-104].
О семье албазинского старшины Павла Иванова архимандрит Петр пишет:
“Получая с тремя сыновьями в месяц 13 лан и полные провианты, мог бы быть даже богат, но вместе того многими тысячами рублей в долгу” [1, 105].
На самом деле, все эти описания говорят о том, что большое культурное влияние на потомков албазинцев оказывали маньчжуры.
Рассмотрим социально-психологический тип знаменных маньчжуров, живших в Пекине, использовав как материал автобиографический роман Лао Шэ “Под пурпурными стягами”.
Смысл жизни для этих людей - каждодневные развлечения. Они любили играть в азартные игры, разводить птиц, ходить в театры, петь. Они считали себя слишком благородными, чтобы заниматься каким либо трудом. Если бы кто-то из знаменных гвардейцев решил научиться ремеслу, то на него стали бы смотреть с презрением. Единственным занятием маньчжуров была служба, где главным для них было умение ездить верхом и стрелять из лука, при этом во второй половине XIX века многие из них не умели делать ни то, ни другое. Во всем господствовал принцип: если можно ничему не учиться – значит, не учись [7].
Для того, чтобы вести подобный образ жизни, должным образом выглядеть, развлекаться, наносить положенные визиты и соблюдать все необходимые церемонии, им нужны были значительные финансовые средства, которых у них, зачастую, было меньше, чем им было необходимо. Поэтому маньчжуры привыкли брать в долг, используя воинские чины. Считалось, что настоящий маньчжур обязательно должен был брать в долг, не думая при этом, когда он сможет его отдать, и ругаясь с кредиторами [7].
Как уже упоминалось выше, албазинцам дали жен казненных преступников. Женились албазинцы чаще всего именно на маньчжурках [12, 34-35].
Новые родственные связи, а также принадлежность к военному сословию, усиливали процесс аккультурации албазинцев в новой среде и вели к изменению образа жизни. С другой стороны, не надо забывать о том, что и сами маньчжуры в это время подвергались влиянию китайской (ханьской) культуры.
Теперь необходимо затронуть тему, как происходило взаимодействие русской православной церкви с албазинцами и ее влияние на них.
В течении XVII-XIX веков происходил процесс проникновения в Китай и закрепления там русской Православной церкви. С одной стороны, не иначе как благодаря приезду в Китай албазинцев, там появляются первые христианские священники и затем, с разрешения цинского императора, Духовная Миссия. С другой стороны, благодаря работе священников, происходит сохранение албазинской общины именно как православной.
Распространение и сохранение православия на протяжении всего времени приходило в столкновение с процессом аккультурации албазинцев в новом обществе и влияния китайской и маньчжурской культуры на албазинцев. В связи с этим, всегда существовали албазинцы, поддерживающие тесную связь с православной церковью (и эта связь не прерывалась никогда, несмотря на долгий срок и все события истории) и те, кто отошел от христианства.
Так как у отца Максима не было специальных помощников, обязанности чтецов и певцов, а также церковного старосты исполняли сами албазинцы. Отец Максим продолжал свою пастырскую деятельность до самой самой смерти (в 1711 или 1712 году) [17, 102].
После того, как Россия получила право иметь в Китае для албазинцев постоянную церковь, она стала посылать в Пекин духовные миссии, во главе с архимандритами. Первым начальником первой Русской Духовной миссии в Китае был архимандрит Илларион Лежайский, настоятель Якутского Спасского монастыря, приехавший в Пекин 12 апреля 1716 года [17, 102].
В дальнейшем работа Православной церкви с албазинцами развивается следующим образом:
Протоирей О. П. Рождественский в статье “Задачи православной деятельности в Китае и особый характер ее деятельности” говорит, что “во время четвертой Миссии состояние паствы было очень печальное и плачевное, китайские верования все сильнее влияли на потомков русских, воспитанных в китайской среде. У Православной церкви не хватало сил. Особенно тяжелы были жилищные условия. С 1758 г. по 1762 г. совсем не было прислано жалования; большая часть членов пятой Миссии умерла в Китае. Во время пятой Миссии при церкви находилось пятьдесят албазинцев и все они были крещены. За семнадцать лет своего пребывания в миссии архимандрит Амвросий окрестил около двухсот двадцати человек” [15, 54].
В том же источнике он опять упоминает о работе миссии с албазинцами: “Начальник десятой Миссии архимандрит Петр обратил внимание на православных албазинцев, сильно окитаизировавыхся и охладевших к православию. Ласковым обращением, советами и убеждением и особенно широкой благотворительностью он привлек их к церкви. Его примеру следовал и его помощник иеромонах Вениамин, крестивший около ста человек. В русской сотне было открыто училище и при нем пансион для десяти детей. Учителем школы около восьми лет состоял отец Вениамин. Отошедшие от веры албазинцы возвращались в церковь, таким образом было присоединено пятьдесят три человека. <…> Во время двенадцатой Миссии иеромонахом Гурием устроен хор из албазинских детей, обучающихся в миссионерской школе. По отчету тринадцатой Миссии в 1850 году албазинцев было около ста человек, из них десять учеников. Начиная с четырнадцатой Миссии, с открытием албазинской школы, Пекинская Духовная Миссия переносит свою миссионерскую деятельность вне Пекина. К этому времени относится Высочайшее пожалование двух тысяч рублей на женскую школу в Пекине. При пятнадцатой Миссии было открыто училище для мальчиков. <…> Во время управления шестнадцатой Миссией архимандритом Флавианом богослужение совершалось на китайском языке, были переведены на китайский язык и духовно-нравственные книги. Существовали две школы, одна для мальчиков, пятнадцать человек, и для девочек, тридцать человек. Иеромонах Николай (Адоратский) составил из детей два хора. На правом клиросе пели по-славянски, а на левом по-китайски” [15, 55].
Известно, что в инструкции, данной членам одиннадцатой Миссии, им предписывалось обращать в православие албазинцев, а также воспитывать при миссии несколько мальчиков из семей албазинцев, чтобы потом они могли стать проповедниками православной веры в Китае [10].
Все выше приведенные факты показывают, что на протяжении всего времени существования Русской Духовной миссии в Китае, ее сотрудники уделяли значительное внимание работе с албазинцами и сохранению у них православной веры.
Теперь стоит вернуться к рассмотрению вопроса, как же повлияла на албазинцев новая культурная среда. Еще ранее, говоря об изменениях, происходивших с албазинцами, был использован термин аккультурация, а не ассимиляция, так как, несмотря на долгий срок пребывания потомков албазинцев в Китае, они до сих пор сохранили некоторые характерные черты русской культуры.
Если использовать предложенную Джоном Берри систему четырех типов аккультурации, в которой каждый тип зависит от относительной важности первоначальной культуры и культуры с которой вступают в контакт, то аккультурацию албазинцев можно отнести к первому типу, при котором “контактная культура”, в результате, в большей степени влияет на людей, подвергающихся процессу аккультурации [21].
Со временем для албазинцев доминантной стала китайская культура, однако элементы русской культуры сохранились и, кроме того, как и должно быть при аккультурации, оказывали некоторое влияние не только на самих албазинцев, но и на членов их семей, не являющихся их кровными родственниками, то есть на представителей “контактной культуры”.
То, что многие албазинцы придерживались православной веры всегда являлось одним из наиболее значимых проявлений в них русской культуры. С другой стороны и православие у албазинцев подверглось влиянию китайской культуры.
Это влияние начинает проявляться уже через очень короткий срок поживания албазинцев в Китае. Так священник Сергей Бородин в своей статье “История Албазина и начало первой русской православной миссии в Китае” пишет:
“Наставления отца Максима не всегда были способны предохранить албазинцев от языческого влияния. Мало того , и его дети не чужды были некоторых суеверий китайского язычества” [3, 9].
В. П. Петров также упоминает, что вскоре албазиныцы под влиянием маньчжурских жен стали смешивать православные обряды с идолопоклонством, и что в дальнейшем в некоторых семьях иконы и кресты почитались не столько как символы христианской религии, а как фетиши идолопоклонства [12, 35].
Приведем описание одной из албазинских семей, данное архимандритом Петром в 1831 году:
“Албазинец Афанасий, портупей-прапорщик, человек богатый и в той же мере гордый. В доме имеет святые иконы, оставленные от предков, но чествует их по обряду языческому, ставя перед ними жертвы. Много снабжал я его христианскими книгами, но не пользуют" [1, 105].
Во всех этих случаях речь идет, прежде всего, о влиянии на православие китайских народных верований.
Гао Шинин, профессор научно-исследовательского института мировых религий общественной академии наук Китая, говорит о значительном влиянии народных верований на христианство:
“Являясь самым распространенным явлением в обычной жизни большой массы китайского населения, народные верования издавна стали одним из составных элементов традиционной китайской культуры. Поэтому в процессе распространения христианства в Китае оно неизбежно подвергалось самому различному и сложному влиянию народных верований” [22, 190].
Также он, приводя в сравнение взаимодействие народных верований и традиционных китайских религий, говорит, что все они использовали некоторые из народных верований, чтобы стимулировать свое распространение, а, с другой стороны, народные верования впитывали в себя идеи и представления даосизма, буддизма, конфуцианства [22, 191].
Кроме того, он пишет о том, что многие ученые считают, что религиозное сознание у китайцев слабо выражено. А именно: китайцы уделяют серьезное внимание реальному миру, они рассматривают отношения с духами как отношения между людьми, и не ставят их выше; в отличие от европейцев, они не предоставили религии доминирующее положение [22, 190].
Одна из важных характеристик китайских народных верований – это нужность, практичность. Взаимодействие духов и людей происходит на уровне: “мы тебе помолимся и принесем жертвы, а ты сделай то, что нам надо” [22].
Можно привести такой достаточно наглядный пример того, что часть албазицев обращалась к православию, исходя, главным образом, из прагматических целей:
“Албазинец Варнава, долго молился пред иконою о том, чтобы сын его получил полный оклад гвардейского солдата. Богу не угодно было услышать такой молитвы, и Варнава, лишь только услышал, что сыну отказано в окладе, схватил нож и изрубил икону в мелкие куски” [10].
Не стоит также забывать, что одними из главных характеристик традиционной китайской культуры являются открытость, терпимость и способность вступать в синтез с новыми явлениями. В результате подобных качеств в Китае сложилась система, при которой конфуцианство, даосизм, буддизм, а также элементы народных верований могут сочетаться в жизни и дополнять друг друга. Таким образом, проявления того, что служители церкви называли идолопоклонством, суевериями и язычеством – это ни что иное, как стремление китайской культуры к типичному для нее синтезу старого с новым. Для китайца поклонение различным божествам и при этом вера в Христа нисколько не мешают друг другу.
Теперь рассмотрим следующий вопрос: под влиянием каких факторов албазинцы сохранились в Китае как отдельная общность людей, а не были полностью ассимилированы.
Очевидно, что этому способствовало несколько факторов. Один из них – это работа русской православной церкви с албазинцами. Вторым важным фактором, особенно в первый период времени, была компактность проживания албазинцев, а также их постоянные контакты с русскими.
Кроме того, сохранению особой самоидентификации содействовали и некоторые особенности традиционной китайской культуры.
В Китае всегда большое значение имел культ предков.
Души предков являлись защитниками рода, и забота о них была делом потомков [8].
Гао Шинин пишет, что “для народа поклонение небу по значимости не может сравниться с обрядом приношения жертв предкам” [22]
Родственные связи в Китае также всегда имели большое значение.
Члены разных семей, имеющие общих предков, традиционно в Китае поддерживали тесные связи: наносили регулярно друг другу визиты, оказывали материальную помощь, соблюдали траур по усопшим родственникам, совместно праздновали Новый год и так далее.
Для сравнения можно также заметить, что, по крайней мере, сейчас, большинство русских знает своих предков только до четвертого колена.
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что и культ предков и значение родственных связей в Китае являются одним из важных факторов сохранения албазинцев как группы, у которой доминирующей является китайская культура, но сохраняются элементы русской.
В общности албазинцев появлялся также еще один из элементов китайской культуры, связанный с семейными отношениями. Приверженность православию и идея осознания себя потомками русских передавались среди албазинцев преимущественно по мужской линии. Девушка же, согласно китайским традициям, не могла продолжить род, так как ей предстояло выйти замуж, а после свадьбы она уходила из своей семьи и подчинялась законам семьи мужа. Поэтому обычно девушек не посвящали в секреты семейного ремесла и так далее [8, 543].
И если говорить о сегодняшнем дне, то фактически все, кто считают себя албазинцами, носят русские фамилии и отказываются признавать настоящими албазинцами тех, кто ведет свой род по женской линии. Кроме того, дочери знают об истории албазинцев достаточно мало, и их отцы не разговаривают с ними об этом так, как с сыновьями.