В данной главе будет дан краткий обзор исторических событий, которые привели к появлению в Китае так называемых албазинцев. Кроме того, будут рассмотрены следующие вопросы: почему русским предложили перейти в маньчжурское подданство, и почему они согласились.
В XVII веке две великие державы - Россия и Китай - выходили на общие рубежи, однако, между ними оставались огромные территории, не принадлежащие ни одной, ни другой стороне[1], на которых жили эвенки, дауры, дючеры, нанайцы, солоны и другие малые народы. Походы за данью в виде пушнины в эти края совершали маньчжуры, китайцы, а с начала XVII века - русские казаки [20].
В 1651 году Ерофей Хабаров основал первый русский острог на Амуре недалеко от слияния рек Шилки и Аргуни, на месте даурского городка князя Албазы, который он назвал Албазином [12, 9-10].
Известно, что во время правления династии Цин китайцы называли этот город Якса 雅科萨, а русские - Албазин 阿拉巴金 [23, 193].
В своей книге Ду Ликунь приводит эти иероглифы, хотя сейчас обычно используют 阿尔巴金.
Активность русских казаков в бассейне реки Амур совпала с установлением в Китае новой Цинской династии, вышедшей из Маньчжурии, которой в то время было не до казаков где-то на севере, так как ей было необходимо укрепить свою власть во всем Китае. Цинская династия маньчжуров была установлена в Китае в 1644 году. Но только во время правления второго императора этой династии Кан Си, царствовавшего с 1661 по 1722 год, Китай стал предпринимать энергичные меры, чтобы прогнать русских с Амура [12, 12].
Нужно сказать, что в большинстве случаев смелые попытки русских в продвижении на новые земли производились без ведома русского государства, а если российское правительство и знало о подобной активности смелых пионеров, оно или относилось к этому неодобрительно, или же смотрело сквозь пальцы, в зависимости от обстоятельств. Россия не хотела ввязываться на Дальнем Востоке в авантюры из-за ее слабых позиций в этом регионе [12, 13].
К тому времени, когда император Кан Си решил принять серьезные меры против Албазина, в 1682 году, этот острог-крепость стал довольно крупным центром русского влияния на Амуре и за тридцать лет своего существования превратился из дикой Амурской «сечи» казачьей вольницы в полуофициальный гарнизонный городок, имевший своего «воеводу» Алексея Толбузина. Сибирская администрация все еще формально не признавала факт проникновения казаков на Амур, но, тем не менее, послала туда своего воеводу [12, 14].
Император Кан Си в 1682 году отправил грамоту воеводе Алексею Толбузину в Албазин с требованием, чтобы казаки немедленно ушли с Амура. Ни на эту грамоту, ни на повторные приказы богдыхана, Толбузин не отвечал. В результате император Кан Си принял решение в 1684 году организовать большую военную экспедицию против Албазина [12, 14-15].
Отряд численностью пять тысяч человек был отправлен на судах по реке Сунгари на Амур для атаки Албазина с реки. Эти войска смогли подойти к нему только летом 1685 года, и с 12 июня началась ожесточенная осада крепости. Защитников Албазина, во главе с воеводой Толбузиным было только четыреста пятьдесят человек. Силы были неравными и, в конце концов, 22 июня гарнизон крепости, страдавший от бомбардировок и эпидемий, вынужден был прекратить сопротивление [12, 15].
Жители Албазина, во главе со священником Максимом Леонтьевым Толстуховым, уговорили воеводу Толбузина начать переговоры с китайцами о сдаче города. Он согласился на переговоры, но с условием, что защитникам Албазина будет разрешено уйти в Нерчинск [17, 94].
26 июня 1685 года Албазин был сдан китайцам. Китайцы выпустили из крепости весь гарнизон и жителей. Опасаясь обвинения в начатой войне, особенно если она примет неблагоприятный оборот, Канси приказал обращаться с русскими как можно мягче, не наносить им никакого вреда, а предложить или вернуться в Якутск и Нерчинск, или перейти к нему в подданство [17, 94; 2,7].
Воевода Толбузин с казаками и крестьянами вышел из Албазина и направился в Нерчинск, не имея с собой никаких запасов провианта. По дороге они питались кореньями и ягодами. Китайцы провожали их на расстоянии около двухсот верст [17, 94; 2,7].
При сдаче Албазина, китайцы сделали предложение защитникам крепости перейти в подданство к богдыхану. На это предложение откликнулось всего двадцать пять человек[2], которые потом были уведены в Китай и поселены в Пекине [17, 94].
Ду Ликунь (Иван Дубинин) по другому описывает эту ситуацию, и в его статье не упоминается о предложении перейти на службу китайскому императору, а говорится о том, что русские были просто уведены в Китай:
”В результате Яксской войны было захвачено в плен много русских, немало русских добровольно сдалось в плен Цинской армии. Согласно цинским правительственным постановлениям того времени, русские военнопленные должны были быть отконвоированы в Пекин для ожидания дальнейшего распоряжения императора Канси” [23, 194].
Теперь попытаемся разобраться, почему русским предложили перейти в маньчжурское подданство, и почему часть защитников крепости Албазин согласилось.
В своей книге “Албазинцы в Китае” В. П. Петров размышляет над этим, а также задает и не менее обоснованный вопрос, “чем руководствовались китайские военачальники, безнаказанно отпускавшие русских на родину, после того, как они незаконно захватывали китайские владения? Судьба пленных в то время вообще была незавидной, а в особенности на Востоке, где обычным методом расправы с пленными, которых не продавали в рабство, было отделение головы от туловища” [12, 18].
Главную причину подобного поведения по отношению к русским военнопленным В. П. Петров видит в сложных стратегических замыслах китайского императора:
“Объяснение этому милосердию лежит в том, что мудрый император Кан Си, уже в то время прекрасно знал искусство, которое в наше время стало популярным под термином «психологической войны». Зная, что военные операции не останавливают казаков и что они опять возвращаются на свои пепелища, что вновь вызывало необходимость организации военных экспедиций, стоящих крупных сумм денег и большой подготовительной работы, император Кан Си стал действовать иным путем, способом подрыва духа защитников Албазина, а также обещаниями предоставить им условия хорошей зажиточной жизни в Китае.
По приказу Кан Си, русские казаки, захваченные прежде, еще до осады Албазина, были милостиво приняты, отправлены в Пекин и там облагодетельствованы. Перед тем, как осадить Албазин, он отправил двух пленных Ивана и Михаилу Молодого в Албазин с письмом, в котором предлагал албазинцам убежище в Китае, прекрасно зная, что многим из них не улыбалась перспектива возвращения на родину. С типичной восточной дипломатичностью, он не сказал этого в письме прямо, но, намекнув, написал, что: «в случае, если «лоча» найдут трудным возвращение на родину из-за длинного пути, мы готовы принять тех, кто выразит искреннее желание сдаться нам; мы их хорошо примем, вознаградим, с тем, что каждый из них сможет жить у нас прилично»” [12, 18-19].
Другой причиной можно назвать общеизвестный факт, что маньчжурская династия, зная способность покоренного народа со временем “китаизировать” своих завоевателей и опасаясь потери политической власти, старалась привлекать к управлению, а также на военную службу не ханьцев, а представителей других народов, например монголов и т.д. Таким образом, приглашение на службу русских военнопленных было вдвойне выгодно маньчжурскому императору: с одной стороны, он мог ликвидировать часть своих противников на северной границе (на его предложение согласилась только небольшая часть казаков, но он ведь вполне мог надеяться на то, что в дальнейшем, узнав о преимуществах, которые были предоставлены албазинцам в Пекине, и другие казаки последуют их примеру), с другой – усиливал свои позиции в самом Китае.
Остается понять следующее: почему часть защитников Албазина согласилась перейти на службу императору Китая.
В. П. Петров считает, что и предложение императора Кан Си, и согласие албазинцев можно объяснить следующим образом:
“Кан Си прекрасно знал, с какой категорией людей он имел дело, и к какой категории русских принадлежали защитники Албазина. Многие из них, если не большинство, были не в ладах с русскими законами и властями, так или иначе провинившиеся в чем-то и знавшие, что возвращение в Россию грозит им суровым наказанием” [12, 19].
Безусловно, что такое объяснение выглядит достаточно правдоподобно, и, действительно, боязнь наказания за какие-то преступления, совершенные в прошлом, могла стать фактором, повлиявшим на решение некоторых албазинцев. Однако, можно вспомнить, что часть из них, все-таки, предпочла вернуться в Нерчинск.
Вероятно, что в большей степени для объяснения их поступка подходит такое качество, которое Лев Гумилев называет пассионарностью.
Пассионарность – это качество, толкающее людей к иллюзорным, а не реальным целям. Пассионарность противопоставляется инстинкту самосохранения [6, 66].
По мнению Л. Н. Гумилева пассионарность вообще свойственна землепроходцам [6, 68].
Здесь можно вспомнить о том, что заселение Сибири русскими казаками произошло в очень короткие, по историческим меркам, сроки.
В. П. Петров пишет, что “подобное небывалое продвижение русских казаков, в большинстве бывших неграмотными и ничего не знавших об экономических или стратегических нуждах растущего государства, вероятно, имело мало равных ему. Для примера можно указать на заселение Северной Америки первыми европейскими иммигрантами в этой стране и их потомками. Прошло почти триста лет прежде чем американские пионеры, начавшие постепенное продвижение от берегов Атлантического океана на запад, смогли достичь Тихого океана, преодолев расстояние, равное половине того, которое покрыли казаки в Сибири” [12, 6-7].
По-видимому, этот феномен можно объяснить сильным пассионарным толчком. Значит, пассионарность, причем в высокой степени, была свойственна тем людям, которые присоединили к России все эти территории.
Как и другим землепроходцам, русским, основывающим поселения на Амуре, приходилось завоевывать эти земли, они постоянно сталкивались с опасностями и рисковали жизнью. Это все, безусловно, противоречит инстинкту самосохранения, а значит, является проявлением его антипода – пассионарности.
В. П. Петров считает, что главные движущие силы, толкавшие казаков на подвиги – это неутолимая жажда авантюризма, поиски новых земель, а главное — возможность быстрой наживы [12, 11].
С другой стороны, наверное, в не меньшей степени ими руководила жажда свободы, бунт, нежелание принять более спокойные и безопасные, но более сковывающие их условия жизни в центральной России.
По-видимому, то, что часть защитников Албазина согласилась перейти на службу китайскому императору, было в большей степени вызвано духом авантюризма. Ведь сдавшись врагу и приняв это приглашение, они, безусловно, шли сложным путем и рисковали жизнью: с врагами зачастую поступают вероломно, и они могли быть просто убиты, у них не было никаких гарантий, что в Пекине их действительно хорошо встретят. Кроме того, немаловажен и тот факт, что переход до Пекина занял значительно больше времени, чем возвращение в Нерчинск, был тяжелым, и часть казаков умерло в дороге. Таким образом, этот поступок вполне вписывается в обусловленное пассионарным толчком авантюрное поведение русских землепроходцев.
[1] В китайских источниках мы встречаем другой подход: “Русские цари в течение ряда поколений посылали на восток экспедиционные войска для захвата окраин нашей родины, земель, принадлежащих провинции Хэйлунцзян” [23, 193].
[2] По другим сведениям 45 человек [3, 7]